Линор Горалик. Пять историй про елочку

«Дорогой Дедушка Мороз, заступись за меня перед родителями, пусть услышат мои молитвы, подарят мне планшет и не таскают по холоду на каток»

текст: Линор Горалик
Detailed_picture© Colta.ru

Уходя в новогодний отпуск, COLTA.RU позаботилась о том, чтобы вам было что почитать в долгие праздничные дни. С наступающим!

…Вот, скажем, хорошая девочка У. семи лет сообщает родителям, что в новогоднем спектакле она будет играть Снежинку — одну из восьми. Мама покупает ей белое платьице с открытыми плечиками и короткой пышной юбочкой, заготавливает блестящие заколочки, покупает серебряный дождик для волос, решает, что впервые даст дочке надеть свою жемчужную нитку, находит даже свою предшкольную фотографию, где она сама — Снежинка с отставленной ножкой и поджатыми пальчиками. Словом, сентиментальный момент. Раскладывает все на диване, умильно готовится наряжать ребенка. «Мама, ну ты что!» — говорит хорошая девочка У. возмущенно. И объясняет, что у Снежинки должны быть скромная блузка, длинная юбка, а на голове платочек. Потому что Снежинки — это как бы невесты Деда Мороза, они должны быть очень скромными и невинными и посвящать свою жизнь добрым делам, а никакие другие женихи им уже не нужны, поэтому Снежинкам нельзя красиво наряжаться. Мама хорошей девочки У., будучи в некотором обалдении, решает, что накануне утренника она, конечно, скандалить не будет, быстро подбирает что-то этакое длинное и закрытое, уговаривает дочь хотя бы повязать этот самый платочек так, как будто он — ленточка для волос, и весь утренник смотрит на других Снежинок, накрашенных и расфуфыренных, тихо терзая учительницу на предмет выяснения источников индоктринации. Учительница вроде ни сном ни духом — и, кажется, не врет. Хорошая девочка У. своим нарядом вроде бы полностью довольна и вообще отлично проводит время. И вот вечером мама спрашивает хорошую девочку У. — очень осторожно: «Деточка, а вот завтра ты пойдешь на елку в театр — ты что наденешь?» — «Ой, я надену золотистое платье, и заплети мне такое на голове, вот так косичку и вот так косичку вот тут высоко, и дай мне мои сережки с блестящими бабочками!» «Деточка, — говорит мама, — а невесте Деда Мороза это все можно?» «Мне кажется, — говорит хорошая девочка У., пожимая плечами, — я свой долг выполнила».

***

…Вот, скажем, хороший мальчик Д. шестидесяти трех лет рассказывает, как ему сорок лет назад делали операцию на желудке. Делали в Днепродзержинске, где оказалась дальняя семья, сумевшая договориться с хирургом-светилом, ради которого принято было ездить аж из Москвы. Хороший мальчик Д. приехал, прооперировался 31 декабря, отделение было почти пустым — кроме пары сиделок и дежурного врача все, кто мог, разбежались. А без малого в двенадцать хорошего мальчика Д. разбудила та самая дальняя семья, пробравшаяся в гастроэнтерологическую палату хирургического отделения с оливье, и икрой, и шпротами, и шампанским, и копченым сыром. И шепотом, в темноте, как маленькие пугливые тараканчики, эта дальняя семья праздновала с хорошим мальчиком Д. и тремя его соседями по палате Новый год, чтобы все было по-человечески; и всем запретным, что принесли, мазали пациентов немножко по губам — и шпротами, и икрой, и сыром, и шампанским, — чтобы все по-человечески же было.

***

…Вот, скажем, хорошей девочке Т. сорока двух лет, психиатру по профессии, рассказывают, что один из ее пациентов буквально на днях воткнул себе в середину ладони нож. «Это ничего, — говорит хорошая девочка Т., — это нормальная предновогодняя история». Собеседники удивляются. Хорошая девочка Т. чувствует, что надо проявить больше эмпатии, и вежливо спрашивает: «А в какую ладонь воткнул?» — «Да в левую. Резал салат, нож соскочил и — р-р-раз! — в самую середину ладони, глубоко, пришлось ехать в больницу». «Подождите, — говорит хорошая девочка Т. обеспокоенно, — это он его что, бессознательно воткнул?» — «Ну да». «Нехорошо, — говорит хорошая девочка Т. огорченно. — Нехорошо, это нехорошо».

***

…Вот, скажем, хороший мальчик П. десяти лет в силу семейных обстоятельств провел два месяца у дяди и тети, людей глубоко верующих и вполне воцерковленных. По возвращении он интересно рассказывал родителям о том, почему Богоматерь называют Заступницей, о том, как вышло Евангелий не одно, а несколько, о том, зачем люди причащаются и почему это делать не обязательно, но иногда полезно и хорошо, — словом, как-то вполне правильно, на взгляд далеких от церкви родителей, все воспринял и вообще в разговорах с дядей и тетей расширил свой кругозор. А ночью родители слышат — хороший мальчик П. лежит в темноте и что-то бормочет. Подошли тихонько к двери, а там: «Дорогой Дедушка Мороз, заступись за меня перед родителями, пусть услышат мои молитвы, подарят мне планшет и не таскают по холоду на каток». И очень обрадовались, что у ребенка жива вера в Деда Мороза, не надо нам вот этих «или — или», — но каток все равно полезен для развития выдержки и координации.

***

… Вот, скажем, хорошая девочка Р. двадцати двух лет говорит бойфренду, что хочет самую большую елку, какую только можно купить. Больше, чем у всех. Это ее детская мечта, и реализовать ее надо сейчас, откладывать нет никакой возможности. Дальше идет разговор про деньги, которых нет, про кризис, инфантильное поведение, дурацкие опоздания с работы, очередность мытья посуды, выплаканные глаза, бывших баб, непонятные ночные эсэмэски хрен знает от кого, курение в спальне, хотя сто раз просили, запах рыбы из холодильника; дальше идет хлопанье дверьми, дальше всё. И вот через четыре часа бойфренд хорошей девочки Р. подъезжает к подъезду с, натурально, примотанной к машине скотчем титанической елкой. Нереальной, пятиметровой елкой, про которую даже и вообразить нельзя, откуда она взялась и сколько стоила. Может, он ее с какой-нибудь площади украл небольшой. Так или иначе, бойфренд хорошей девочки Р. с треском отдирает елку от машины, кладет прямо перед подъездом, газует и уезжает. На тебе, получай. Через пятнадцать минут, конечно, начинает мучиться и переживать, но честно ходит где-то, какие-то делает мелкие дела, приходит домой из принципа не раньше, чем обычно, и даже на пятнадцать минут позже. Еще от остановки начинает высматривать свой подъезд. Елки нет. Это даже обидно: во-первых, сколько сил потрачено, а кто-то упер, а во-вторых, елка должна была лежать немым укором, чтобы все об нее спотыкались. Приходит в квартиру. Украшенная, вся в шариках и фонариках, бережно хранимых бабушкиных игрушках и новых модных игрушках, опутанная дождиком и замотанная в гирлянды, мигает елка цветными радостными огоньками в душистой полутьме. Лежа. В спальне, по диагонали, немым укором. Двенадцать дней лежала. Выплаканные глаза, непонятные эсэмэски, в туалет надо перелезать через кресло, кризис, курение в спальне — теперь еще и огнеопасное и оттого совсем уж обидное, — синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320769
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325885