8 мая 2014Colta SpecialsРасклад
157

«Теперь мы ветераны»

Олег Кашин о второй Гражданской войне

текст: Олег Кашин
Detailed_picture© Александр Чиженок / Коммерсантъ

Нынешняя культура оскорбленных чувств пришла к нам совсем не из советских времен. В советские годы святыни существовали либо на казенном, совсем неживом уровне (долго рассказывать, лучше просто послушайте, например, песню «Малая земля» или, если лень слушать, вспомните, если позволяет возраст, «уроки мужества» или «уроки мира» в школах), либо на уровне сугубо человечном, на который казенщина, может быть, и рада была бы зайти, но физически не могла, не умела (хрестоматийным примером я бы назвал фильм «Белорусский вокзал» или, если брать визуальный образ, — ветеранов с табличками с номерами полков в сквере у Большого театра), и два этих пространства между собой не пересекались никак и никак не мешали друг другу, такое было время — «одни слова для кухонь, другие для улиц».

Нет, нынешняя, знакомая нам культура оскорбленных чувств — она из более поздних времен, из ЖЖ нулевых годов. Вообще роль того, домамутовского и раннемамутовского, ЖЖ как главной или, возможно, даже единственной социальной лаборатории путинской России, как, впрочем, многое у нас, до обидного недооценена — об этом вообще-то по-хорошему надо книги писать или хотя бы защищать диссертации. ЖЖ был и парламентом, и церковью, и митинговой площадкой, и много чем еще. И пока депутат Яровая тихо заседала в своем «Яблоке», забытые теперь мальчики и девочки в своих уютных жежешечках придумывали, сами того не зная, образ России десятых годов.

Летом 2005 года журналист Александр Минкин напечатал в «Московском комсомольце» свою статью 1989 года, которую в свое время не взяли в «Московские новости», — почему-то только спустя шестнадцать лет Минкин решил ее напечатать. Речь в статье шла о том, что, по мнению Минкина, победа Германии на Восточном фронте стала бы для России возможностью освободиться от сталинизма еще в начале сороковых, а глобальной катастрофы не случилось бы, потому что западные союзники все равно победили бы немцев и Россия бы стала свободной. Банальная для девяностых и невозможная сейчас статья в 2005 году как бы зависла между этими двумя состояниями — уголовного дела или хотя бы государственной кампании травли (как, например, в 2009 году против Подрабинека) в отношении Минкина никто, конечно, не устроил, но незамеченной статья не прошла. Было коллективное письмо против Минкина, подписи под которым собирали в ЖЖ, и был случай в Лужниках, когда на читательском фестивале «МК» некий блогер бросил в Минкина мороженым.

Спустя год или два случился скандал с храмом Всех Святых на Соколе — в том храме внутри ограды было несколько памятных плит в честь всяких героев Белого движения, и одна такая плита была посвящена лидерам антисоветского казачества времен Второй мировой войны — белым генералам Краснову и Шкуро и немецкому группенфюреру СС фон Паннвицу, командовавшему казаками Краснова и Шкуро в ранге верховного полевого атамана и повешенному вместе с ними в Москве после выдачи пленных казаков Сталину союзниками. Об этой доске тоже яростно спорили в ЖЖ, а закончились споры тем, что однажды ночью кто-то из спорщиков (я знаю кто, но не уверен, что это публичная информация, да и неважно уже) приехал на Сокол и поломал ту доску на куски — нате, мол, фашисты, получите. Сейчас, наверное, все происходило бы на качественно другом уровне — программа Киселева, запрос Мизулиной, дело Следственного комитета, но тогда времена были в этом смысле еще тихие, поэтому просто — пришел ЖЖ-юзер с кувалдой и решил проблему.

«Урок мужества» в сопровождении людей из райкома и, кажется, из КГБ примаршировал на Театральную площадь, выгнал с нее ветерана с табличкой, на которой номер полка, — иди, мол, отсюда, теперь мы ветераны.

Я так хорошо помню те два давних спора в ЖЖ, потому что я и сам из ЖЖ, и те два эпизода были эпизодами и моей персональной эволюции — в 2005-м я тоже подписывал письмо против Минкина, потому что как же так, деды воевали, а в 2007-м я орал на юзера с кувалдой, что не надо было ломать ту плиту — и потому, что это вандализм, и потому, что у защитников плиты тоже была своя правда. Для документальной достоверности я не буду формулировать заново, а просто процитирую свой текст примерно тех же лет, вот:

«Взгляд на Великую Отечественную как на вторую Гражданскую войну при всей своей неочевидности, по крайней мере, заслуживает того, чтобы отнестись к нему серьезно. Миллион коллаборационистов, сотни тысяч из которых после 9 мая 1945 года оказались в лагерях ГУЛАГа, — это слишком большая цифра, чтобы относиться ко всем вольным или невольным русским союзникам Гитлера только как к негодяям и предателям. Не стану утверждать, что это касается каждого из власовцев, но людей, сделавших тогда сознательный выбор в пользу немцев, наверное, стоит понять. Это сейчас, когда мы смотрим в прошлое из 2009 года, мы понимаем, что Гитлер и нацизм были абсолютным злом. Но попробовал бы кто-нибудь объяснить это шестьдесят пять лет назад простому русскому человеку, пережившему хотя бы коллективизацию и, между прочим, знавшему о зверствах нацистов только из статей Ильи Эренбурга, который, как известно, любил и умел “упрощать”. История про власовцев — это история не про Освенцим и не про Холокост. Это история про людей, для которых нацисты были единственной доступной альтернативой большевистским порядкам. Альтернативой лагерям и колхозам, НКВД и Ленинскому комсомолу. Альтернативой союзам воинствующих безбожников, в конце концов».

Вспоминая, как менялось мое отношение к войне 1941—1945 годов, я не уверен, что те изменения можно списать только на какие-то личные вещи — взросление, рефлексии и т.п. Мы же в обществе живем, и любая эволюция взглядов всегда связана с тем, что происходит в обществе. А там происходило то, что как раз с 2005 года (появление георгиевской ленточки как нового символа 9 Мая — наверное, это и есть поворотная точка) власть начала активно использовать тему войны и Победы для решения своих текущих политических задач, главной из которых, очевидно, и стало ее, власти, самопровозглашение единственной законной наследницей и хранительницей Победы 1945 года. Называя ту войну (термин не мой, я как раз его и почерпнул из дискуссий о Шкуро и Паннвице) «второй Гражданской» или «войной Колымы с Бухенвальдом», я спорил не с сорок пятым годом, а с две тысячи пятым, тем более что спорить было несложно — практически всю систему аргументов в пользу «второй Гражданской», а не «Великой Отечественной» придумал задолго до нас Александр Солженицын, парадоксально почитаемый, кстати, поздним Путиным. Выражение «вторая Гражданская» до сих пор появляется в каких-то статьях и книгах, но, видимо, оно так и останется крайне маргинальным, радикальным и все-таки неточным термином, не прижившимся в языке по множеству причин.

Но сейчас, в 2014-м, формулировка «вторая Гражданская» применительно к войне и Победе приобретает новое и довольно парадоксальное значение, и уже неважно, приживется оно или нет, — оно исчерпывающе точно, и совсем не в «литературно-власовском» смысле, который тоже теперь кажется чем-то старомодным и неактуальным. Нет уже никакого Солженицына, нет никакого Паннвица, вторая Гражданская — это то, что есть сейчас. Искусственный, провоцируемый, культивируемый общественный раскол — его символами уже стали и Победа 1945 года, и парад на Красной площади, и георгиевская ленточка, и «спасибо деду за Победу». Весь набор этих символов и ценностей актуализирован и присвоен властью, и в холодной гражданской войне, идущей как минимум с начала 2012 года, а с началом украинских событий перешедшей в какую-то совсем яростную фазу, — в этой войне все, что связано с 1945 годом, принадлежит теперь только одной из сторон. «Урок мужества» в сопровождении людей из райкома и, кажется, из КГБ в полном составе примаршировал на Театральную площадь, выгнал с нее ветерана с табличкой, на которой номер полка, — иди, мол, отсюда, теперь мы ветераны. Мириться с этим не хочется совсем, но что в этой ситуации можно сделать — черт его знает.

С Днем Победы, конечно, но, как сказал бы один поэт той войны, — «все же, все же, все же».


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320735
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325847