Зачем нам сегодня Дюрренматт?

Материал подготовлен при поддержке посольства Швейцарии в России.

В этом году в Швейцарии отмечают 100-летие со дня рождения Фридриха Дюрренматта (1921–1990) — пожалуй, самого известного швейцарского драматурга, чья слава разошлась далеко за пределы его родины. Его пьесы «Ромул Великий», «Физики», «Визит старой дамы» с успехом идут не только во многих европейских театрах, но и в Америке. По его рассказам и детективам сняты многочисленные фильмы — «Обещание», «Судья и его палач», «Туннель», «Правосудие», «Авария», «Последнее дело комиссара Берлаха» и др.

Странным образом именно этот «самый мрачный комедиограф из всех существующих», «диагност человеческого несовершенства», пессимист и скептик был любим в Советском Союзе с удивительным умением страны подстраивать любой европейский критический ум под свои идеологические нужды. Но его мировая слава была не меньше. Пять раз, с 1961 по 1965 год, Дюрренматт выдвигался на Нобелевскую премию — правда, так ее и не получил.

Тексты Дюрренматта не только не теряют актуальности, но и обретают в наше время вторую жизнь. Когда сегодня со сцены Театра им. Вахтангова Владимир Симонов в роли Ромула Великого произносит знаменитую фразу «Когда государство начинает убивать своих граждан, оно всегда называет себя родиной» — публика замирает.

Но поразительно не это. Такая фраза у Брехта не вызвала бы удивления. Пишет это драматург, практически никогда не покидавший родной деревни в Швейцарии, гражданин страны, не участвовавшей во Второй мировой войне и никогда не посылавшей своих граждан на смерть. Как же так вышло, что Дюрренматт оказался в самом центре европейских проблем? И что главное нужно знать о Дюрренматте?

Христианство

Дюрренматт родился недалеко от Берна в семье протестантского священника. Изучал филологию и философию в Цюрихском университете, где написал работу об аллегории пещеры у Платона.

К этой аллегории он не раз будет возвращаться на протяжении всей жизни. Люди в пещере, принимающие тени за подлинный мир, не задумываясь о том, что это всего лишь копии, — один из глубинных символов для Дюрренматта. Там же, в Цюрихе, он начинает писать диссертацию о Кьеркегоре и трагическом, которая не была окончена, однако, как он впоследствии написал, его собственные тексты без Кьеркегора понять невозможно.

Начинал Дюрренматт как прозаик в годы Второй мировой войны. Первый (незавершенный) роман «Город» (1947) с его эмоциональной напряженностью, с его враждебным человеку урбанизмом близок по стилистике к экспрессионизму. Но наибольшую известность Дюрренматт приобрел все-таки как драматург.

Его ранние пьесы неотделимы от общеевропейского контекста 1940-х годов, когда во Франции на сценах шли Ануй и Сартр, в Швейцарии — Брехт и Фриш. В Европе господствовала в целом тогда политико-философская драма. Первые пьесы Дюрренматта «Ибо сказано…» (1947) и «Слепой» (1948) рождены, с одной стороны, Второй мировой, с другой — его глубоким увлечением трудами швейцарского протестантского теолога Карла Барта. Барт выдвинул идею скрытого Бога, о котором невозможно говорить напрямую. Встреча человека с Богом, по Барту, происходит не в момент надежды, а парадоксальным образом в момент абсолютного отчаяния и гибели, который одновременно и оказывается встречей с Богом.

В «Ибо сказано…» в остраненной брехтовской манере Дюрренматт пишет о трагическом эпизоде из эпохи Реформации, о секте перекрещенцев в Мюнстере, которые пытались создать «царство Божие на земле» и в итоге были казнены. Циник Бокельсон, провозгласивший себя пророком и ставший главой перекрещенцев, и праведник Книппердолинк, отказавшийся от своего богатства и власти, гибнут при осаде Мюнстера католиками. При этом епископ, возглавляющий католиков, считает, что усилия человека ничего не могут изменить в этом мире, где он скорее зритель, чем участник.

Пьеса вызвала у публики неодобрительную реакцию — прежде всего из-за неясности позиции автора. Однако все становится прозрачнее, если рассматривать драму в совокупности с иллюстрациями, сделанными к ней самим Дюрренматтом.

Дюрренматт называл свои рисунки «полями сражений», на которых происходят его писательская борьба, «приключения, эксперименты и поражения». Так, на одной из иллюстраций к «Ибо сказано…» изображен Левиафан, в чреве которого исчезает тщетно пытающийся с ним бороться маленький человек, а с ним и весь мир. Емкая и точная, иллюстрация намного яснее отсылает к недавно пережитому на тот момент опыту национал-социализма, чем сам текст.

Другую иллюстрацию, отсылающую к «Золотому сечению» Леонардо, можно трактовать как символ человека вообще, идеального человека, но уже не гармонично вписанного во Вселенную, а распятого в ней.

Дюрренматт вслед за Карлом Бартом и Кьеркегором ищет возможность иного, «непрямого высказывания». Считается, что в основе этой пьесы Дюрренматта лежит та же самая тема Барта Deus absconditus, скрытого Бога, непознаваемого разумом. Она стала особенно популярной в теологии и литературе после войны, когда возник вопрос о том, где в это время был Бог.

При этом Дюрренматт не хотел, чтобы за ним утвердилась репутация «христианского писателя»: вскоре он запретил к постановке «Ибо сказано...». А в 1967 году написал второй вариант пьесы под названием «Перекрещенцы», подав его на этот раз в форме комедии, которая к тому моменту станет одним из важнейших элементов его театральной философии. В «Заметках о комедии» (1952), отходя от эстетики Сартра и экзистенциализма, он отмечает, что только комедия способна вернуть конкретность утратившему ее миру. В этом он близок к Кьеркегору, у которого проверка комическим является решающим испытанием экзистенциальных позиций.

Всесильный случай

По итогам войны Дюрренматт считал, что Гитлер и Сталин больше «не дотягивают» до Валленштейнов, их власть разрослась до таких неимоверных размеров, при которых сами они становятся лишь ее представителями. «Теперь нет трагических героев, а только трагедии, инсценируемые мясниками, которые устраивают всемирные мясорубки», — говорил писатель про опыт 1930-х — 1940-х. По мнению Дюрренматта, современность вообще утратила героя, необходимого для рождения трагедии, на ее место заступил гротеск, а все планы и решения человека разбиваются о волю случая.

Одним из таких негероических героев становится Ромул Великий из его одноименной пьесы (1948/1949). Последний император Римской империи вместо управления государством предпочитает разводить кур в деревне и тем самым способствовать развалу страны и победе варваров. Однако его безволие оказывается оборотной стороной глубокого гуманизма. Он сознательно жертвует собой и империей, которую он считает изжившей себя, с тем, чтобы пришли новые, жизнеспособные исторические силы. Но его представления о разумном движении истории, о новых силах разбиваются о реальность. Германцы, разрушающие Рим под предводительством их военачальника Одоакра, одержимы лишь грабежом и насилием. А сам Одоакр оказывается таким же любителем-птицеводом, который не в состоянии справиться со своим народом. В истории, по Дюрренматту, господствует не разумное начало, а случай.

Позиция неучастия

В 1956 году выходит одна из лучших пьес Дюрренматта «Визит старой дамы», принесшая ему мировую известность. Действие происходит в захолустном городке, в который приезжает неслыханно богатая пожилая дама Клер (в русском переводе Клара) Цаханасян. Когда-то в этом самом городе ее предал возлюбленный, она оказалась на панели, а ее ребенок умер в притоне. Она ставит городу условие: за миллиард долларов жители должны убить предавшего ее некогда человека. Несмотря на первоначальный благородный гнев, горожане в конечном итоге поддаются на подкуп и даже оправдывают убийство законом справедливости.

Внимание Дюрренматта сосредоточено здесь на социальной психологии, на опасной способности людей менять свои убеждения под нажимом обстоятельств. И лишь один герой не подвержен нравственной капитуляции. Это сам бывший возлюбленный Клары Илл, который, понимая, что рано или поздно его все равно убьют, не бежит из города, а сознательно принимает роль жертвы в знак расплаты за грехи юности. Дюрренматта на протяжении всего его творческого пути волновала позиция «неучастия» в исторических событиях, у которой есть и свои положительные, и свои отрицательные стороны. Эта позиция, по мнению некоторых исследователей, была близка и ему самому.

Еще один герой, сознательно избирающий неучастие, описан в знаменитой пьесе «Физики» (1962), перекликающейся с «Жизнью Галилея» Брехта. Пьеса написана Дюрренматтом в тяжелой политической ситуации, когда Третья мировая война казалась неизбежной. Начинается строительство Берлинской стены, в 1961 году в Америке разбивается стратегический бомбардировщик с двумя водородными бомбами на борту. Вопрос об ответственности науки и ученых стоит с особой остротой.

Действие пьесы происходит в психиатрической больнице, где инспектор полиции расследует убийство трех медсестер, совершенное сумасшедшими физиками Эйнштейном, Ньютоном и Мебиусом. Последнему, по его словам, библейский царь Соломон открыл все тайны мира. Как вскоре выясняется, Эйнштейн и Ньютон — физики-шпионы, подосланные к Мебиусу разведками своих стран, чтобы уговорить его работать на них. Мы узнаем, что безумие Мебиуса мнимое, что он удаляется в сумасшедший дом, чтобы не работать на преступное государство. Ему удается убедить своих коллег не возвращаться в мир и не отдавать науку на откуп политикам. Притворно сумасшедшим физикам противостоит фигура хозяйки лечебницы — единственной в пьесе по-настоящему безумной. Она долгие годы тайно копировала записи Мебиуса, и теперь его открытия, а тем самым и судьба мира в ее руках.

Сам Дюрренматт так определил смысл своей пьесы: это «пародия на трагедию», поскольку жест Мебиуса — его уход в сумасшедший дом — оказался бесполезным. В своем драматургическом манифесте «21 тезис к “Физикам”» (1962) он пишет: «История только тогда додумана до конца, когда она достигла своего самого страшного оборота. Этот страшный оборот невозможно предусмотреть. Он происходит благодаря случаю».

«Физики» написаны с полным соблюдением классицистического канона — единства места, времени и действия. Но когда-то созданная для изображения напряженной борьбы индивида за свободу, трагедия у Дюрренматта превращается в пародию на саму себя. Сознательно избранная и выстраданная Мебиусом свобода оказывается в конце лишь фикцией.

В пьесах Дюрренматта присутствует фатальная неискоренимость зла. Мир подобен поезду из его раннего рассказа «Туннель» (1952), несущемуся навстречу неотвратимой гибели по бесконечному туннелю.

Лабиринты

С юности Дюрренматта привлекал жанр философский параболы, дающий возможности для новой интерпретации вечных мифов. Такова написанная в 1985 году «драматическая баллада» «Минотавр».

Минотавр у него, в отличие от монстра из древнегреческого мифа, — доброе одинокое существо, брошенное в чуждый ему мир, не понимающее ни своей силы, ни того, где оно находится. Сначала Минотавр пытается завязать отношения с двойниками, которые появляются в зеркальных стенах лабиринта, а потом по неосторожности, не со зла убивает забредшую в лабиринт девушку. Именно люди заставляют Минотавра осознать свое одиночество и обреченность, обрекая его на страдания, лишая его счастья неведения. И именно люди пробуждают в Минотавре чудовище, которого сами же и боятся.

Если в ранних произведениях герои Дюрренматта живут на грани катастрофы, в ее предчувствии, то в его поздней повести «Зимняя война в Тибете» (1981) катастрофа уже произошла. Полумертвые, потерявшие разум люди в замерших городах воюют по требованию Администрации с воображаемым врагом, давно забыв о смысле и цели этой войны. Важную роль здесь, как и во многих произведениях швейцарца, снова играет образ лабиринта, по которому бесконечно кружит калека-наемник.

В том же году Дюрренматт заканчивает книгу «Лабиринт. Сюжеты I–III», над которой он работал долгое время; в книгу вошли неизданные произведения, а также воспоминания, размышления, фрагменты. Лабиринт и пещера были теми самыми изначальными символами, идущими из детства, которые сопровождали Дюрренматта на протяжении всей жизни.

Детективы

Детективные романы Дюрренматта пользовались огромной популярностью, лучшие из них — «Судья и его палач» (1950–1951), «Подозрение» (1953), «Обещание» (1958), «Правосудие» (1985). Но и здесь, как и в своей драматургии, Дюрренматт выходит далеко за пределы жанра. Загадочное преступление — лишь повод, чтобы озадачить читателя и заставить его задуматься о бессмысленности и беспощадности судьбы.

Так, в романе «Судья и его палач» судья Берлах, точно зная, кто совершил убийство его помощника, выносит обвинение своему заклятому врагу Гастманну, невиновному в этом преступлении, но оставшемуся безнаказанным за убийство, совершенное на спор 40 лет назад.

И, конечно, первые детективы Дюрренматта, написанные вскоре после Второй мировой, так или иначе связаны с преступлениями фашизма и попытками скрыть это в благоустроенном и нейтральном швейцарском обществе. Однако со временем Дюрренматт переходит к более общим, экзистенциальным соображениям о факторе случайности, нелепости в жизни, о границах логики и о конечном бессилии и поражении главной фигуры детективного жанра — сыщика. К роману «Обещание» Дюрренматт дает подзаголовок «Отходная детективному роману». Это реквием, причем не столько по жанру детектива, сколько по логичному и разумному мироустройству в целом.

Именно сейчас, в стремительно меняющемся мире, в охватившей мир пандемии, в накопившейся и рвущейся наружу едва сдерживаемой агрессии центральное для Дюрренматта ощущение бессилия человека перед лицом мчащейся и сметающей все на своем пути истории актуально как никогда.

Понравился материал? Помоги сайту!