12 июля 2018Colta Specials
242

«Мы до сих пор не увидели протоколов допросов убитых офицеров, мы не знаем, что они говорили перед смертью»

Славомир Фратчак о новой экспозиции в Катыни и проблемах польско-российской истории

текст: Наталья Шкуренок
Detailed_picture© Наталья Шкуренок

Весной этого года в Катыни после реконструкции открылись российская часть кладбища и постоянно действующая выставка, посвященная польско-российским отношениям в XX веке. На открытии присутствовали председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, министр культуры РФ Владимир Мединский, польскую сторону представляли посол Республики Польша в России Влодзимеж Марчиняк и консул в Смоленске Йоанна Стшельчик.

Но высокие гости и торжественная церемония все равно не скрыли того факта, что содержание новой выставочной экспозиции больше вызывает вопросы, чем дает ответы. Почему на месте, где весной 1940 года сотрудники НКВД СССР расстреляли и зарыли в ямы 4415 пленных польских офицеров, экспонаты выставки рассказывают о событиях Советско-польской войны 1919—1921 годов, завершившейся разгромом Красной армии? Почему здесь говорится только о пострадавших в той войне советских солдатах и ничего — о жертвах с другой стороны? Неужели спустя почти 80 лет Россия снова, как во времена СССР, боится признать свою вину в гибели десятков тысяч поляков, оказавшихся в советском плену после вступления в 1939 году в силу пакта Молотова—Риббентропа? Об этом Наталья Шкуренок поговорила с директором Катынского музея в Варшаве Славомиром Фратчаком.

— Пан Славомир, весной этого года после реконструкции открылась новая экспозиция в Катынском мемориале в Смоленске, которая уже вызвала неоднозначные оценки историков и правозащитников. Когда ее готовили, к вам, в Катынский музей, российские специалисты обращались за помощью, советами, материалами?

— Когда экспозиция в Смоленске готовилась, я еще работал в Министерстве обороны, и ко мне никто не обращался. Насколько я знаю, российская сторона ни к кому не обращалась и в самом музее — никто с российской стороны не обращался за сотрудничеством, помощью, материалами. Хотя прежде мы много лет сотрудничали с Катынским мемориалом в Смоленске, у нас сложились хорошие дружеские и деловые отношения. Но на этот раз никто не обратился к нам. И даже, когда я год назад был в Катыни вместе с группой офицеров Войска Польского, мы пришли на Катынское кладбище и я захотел встретиться со своими давними знакомыми из Катынского мемориала, никто из них не откликнулся! Они даже на самом кладбище не подошли ко мне, сделали вид, что не видят и не узнают меня. Может, потому что я был там как директор департамента министра обороны? Может быть, поэтому им просто не разрешили контактировать со мной? Не знаю, российская сторона молчит.

© Наталья Шкуренок

— Как вы оцениваете эту новую экспозицию, которая на месте захоронения убитых в 1940 году польских офицеров рассказывает о событиях 20-х годов?

— Это вписывается в явление, которое мы называем «анти-Катынью». К сожалению, мы в последнее время часто слышим с российской стороны: да, мы вас убили, но вы еще раньше убили наших солдат во время Советско-польской войны 1919—1921 годов… Но почему тогда не говорить обо всей ситуации, сложившейся в этом регионе после Первой мировой войны? Да, десятки тысяч красноармейцев оказались в плену и испытывали голод, болезни… Но ведь и в советском плену оказались десятки тысяч польских солдат, многие из которых умерли от голода и болезней в России! Тогда давайте говорить о жертвах с обеих сторон! Но нам не предоставили возможности в рамках этой экспозиции рассказать о судьбе польских военнопленных в России начиная с 20-х годов и до окончания Второй мировой войны.

— У нас с вами, то есть у России и Польши, была непростая совместная история, и говорить на этом фоне о страшной трагедии Катыни тоже непросто.

— Да, тема крайне сложная и болезненная, но почему в тему Катыни вписывают историю 20-х годов? Так можно дойти и до событий начала XVII века, когда поляки вошли в Кремль. Но ведь это не Польша держала Россию за горло 123 года и раздирала ее на части вместе с Германией и Австрией! Это делала Россия по отношению к Польше. А цитадель, в которой мы сейчас с вами разговариваем и где находится наш музей, — разве это символ польско-российской дружбы? Нет, эта крепость, построенная почти двести лет назад императором Николаем I, была кулаком, которым российский царизм угрожал Польше — только попробуй восстать, и я тебе покажу!

© Наталья Шкуренок

— То есть вы считаете, что новая экспозиция в Катыни пытается доказать, что убийство польских офицеров было местью за неприятные для России события нашей совместной давней истории?

— Мне сложно заглянуть в головы тем, кто создавал эту экспозицию, но, на мой взгляд, куда важнее было бы попытаться всерьез разобраться в вопросе, откуда эта катынская жертва взялась. Причиной, на мой взгляд, не была война 1919—1921 годов; причины надо искать во всей политике советской власти — вспомните жертв голода на Украине, «польскую» кампанию репрессий и другие национальные кампании 1936—1938 годов, когда уничтожали советских граждан немецкой, польской, латышской, эстонской, финской, других национальностей. Огромными группами уничтожали тех, кто по какой-то причине не нравился сталинской власти! Этих людей просто убивали, даже не пытаясь применить с пользой для страны их знания, умения, образование, — из них на допросах вытягивали какие-то глупости про тоннели до Лондона!..

— Кстати, в этой обновленной экспозиции говорится о репрессиях в целом. Вы считаете, что не стоило затрагивать тему Советско-польской войны в этом контексте?

— Можно показывать все, но при чем тут Смоленск и Катынь? В Катыни нужно говорить о Катыни, пусть даже и со своими оценками. Если вы считаете, что убитые в Катыни польские офицеры должны были ответить за погибших во время той войны советских солдат, то так и напишите! Но тогда расскажите о причинах подписания пакта Молотова—Риббентропа, за которым последовал раздел Польши между Германией и Советским Союзом! Можно говорить обо всем, но нужно давать слово обеим сторонам и представлять все факты.

© Наталья Шкуренок

— Есть версия, что это была личная месть Сталина…

— Нельзя все сбрасывать на Сталина! Его можно называть параноиком, Макиавелли, но это мало что объяснит. Вокруг него были Берия, Микоян, Молотов, Хрущев. Приказ по Катыни подписан Берией, Кагановичем, Микояном, даже Хрущев хорошо знал об этом, и все молчали… Это они (кроме Берии, конечно) после смерти Сталина заговорили о его «культе личности», а сами при его жизни подписывали смертные приговоры другим. Я за 67 лет жизни научился тому, что народ надо оценивать не сверху, не от власти, а снизу — от людей. А в убийстве польских офицеров в Катыни участвовали обычные русские люди — они получали за это деньги, водку. В фильме, который мы показываем в музее, есть допросы участников убийства польских офицеров в Твери (бывшем Калинине): один из них — Дмитрий Токарев, начальник УНКВД Калининской области с декабря 1938-го по февраль 1941-го. Он описывает жуткие сцены убийства, но слезы у него вызывают не гибель невинных людей, не смерть 18-летнего пленного поляка, а воспоминания о том, какую «тяжелую работу» выполняли убийцы!.. И это вписывается в концепцию новой экспозиции в Катыни.

© Наталья Шкуренок

— Вы продолжаете исторические изыскания по Катыни? Удалось ли в последнее время обнаружить какие-то новые документы в российских архивах? Есть ли, на ваш взгляд, перспективы у совместных исторических российско-польских исследований?

— Польским историкам невозможно попасть в российские архивы — это как дорога до Бога! Мы до сих пор не увидели ни одного протокола допросов убитых офицеров, мы не знаем, что они говорили перед смертью! А ведь это очень важно для семей — потомки убитых хотят знать все о последних днях жизни их близких. А для меня, как для историка, сейчас важно понять — зачем современная Россия так жестоко борется с Катынью, с памятью о ней? Можно кого-то не любить, но почему историкам запрещают искать документы? Почему запрещают общаться с нами сотрудникам мемориала в Катыни? К сожалению, к нам официальные представители из России не обращаются ни за информацией, ни за документами — хотя, если бы они это сделали, мы бы с удовольствием все им показали, ничего бы не утаили. Убитых уже не вернешь, но память о них нельзя использовать в сиюминутных идеологических или политических интересах.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319748
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325162