На Востоке Украины активизировались бои, а гуманитарная ситуация становится все тяжелее. Главный редактор украинского издания Platfor.ma Юрий Марченко проехал с группой волонтеров по всей линии фронта, чтобы своими глазами увидеть, что происходит в регионе.
— Сколько мы вам должны?
— Да нисколько. Это же вы едете в АТО?
Таксист с другого конца города привез нам бронежилеты и каску и теперь вопросительно смотрит из машины. Мы предлагаем заплатить, но он упорно отказывается.
Даже глубокой ночью у одного из пунктов Волонтерской сотни кипит работа. Несколько девушек-активисток ловко маневрируют между нагромождениями ящиков с надписями «Авдеевка, мягкие игрушки» или «Марьинка, лекарства». По их команде мы грузим ящики.
Мы — это группа из восьми волонтеров. Среди нас — советник министра обороны Наташа, один фотограф, бывший югославский миротворец, будущий десантник, арт-менеджер Катя Тейлор, готовящая выставку о войне. У нас два автомобиля, доверху забитые гумпомощью, и план проехать по всей линии фронта. Мы едем в ночь.
Я еду в автомобиле Жени Подвального — инженера-геодезиста, который с первых дней конфликта взялся возить на своем «УАЗ Патриот» все необходимое для солдат и мирных жителей. К его гигантскому внедорожнику приделан огромный украинский флаг, задние окна завешены стягами Воздушно-десантных войск с автографами видных десантников. Из магнитолы несется «Расплескалась синева, расплескалась».
Сергей Моргунов, фотограф, регулярно возящий помощь в зону АТО, рассказывает правила: в сторону от дороги не отходить — может быть заминировано; одному с местными никуда не отлучаться; если слышу свист, значит, мина летит прямо на нас, нужно падать на землю: «Смеяться никто не будет, лучше перестраховаться, но выжить».
— Ребята, а по грунтовкам вы ездите? — спрашивает Сергей сидящего за рулем Женю и его напарника Сашу Пахома.
— Еще чего. Есть такая штука — фугасная мина: слыхали, недавно волонтеры решили срезать путь по грунтовке и подорвались?
Саша и Женя ездят в зону АТО давно и часто. Наш путь лежит к Азовскому морю.
Авдеевка© Юрий Марченко
Мирный город у фронта и серая зона
— Давай, проходи! — мы уже в Мариуполе. Женя кричит замершему на полдороге пареньку, который явно оторопел от вида затормозившего перед ним огромного джипа. Паренек кивает и перебегает дорогу. Женя доволен.
— Пусть теперь знает доброту украинских волонтеров!
Из крупных городов Мариуполь ближе всего к линии фронта. Но близость войны здесь практически не ощущается. Открыты кафе, на улицах множество людей. Зона АТО угадывается разве что по блокпостам, где досматривают машины бойцы украинских формирований.
— Слава ВДВ! — Женя приветствует солдата в тельняшке, который как раз проверяет наши документы.
— Пацаны, извините, я не десантник. Что дали, то и ношу.
Саша и Женя с ходу мрачнеют. Они потом долго будут обсуждать, что право носить тельняшку нужно заслужить. Как раз Саша был миротворцем в Югославии, а Женя уходит служить в ВДВ через месяц — добровольцем.
Мы едем в небольшое село у линии фронта — Бердянское. Вообще-то мы собирались в соседнее Широкино, но военные предупреждают, что там идут массированные обстрелы, работают снайперы, а несколько оставшихся местных не выходят из подвалов и пробраться к ним невозможно. Бердянское тоже постоянно обстреливается, поэтому нам выделяют сопровождение из новой структуры CIMIC — Civil-military co-operation. По замыслу Минобороны, «симики» призваны помогать волонтерам и обеспечивать хотя бы относительную их защиту.
Бердянское© Юрий Марченко
Мы останавливаемся на живописной улице у побережья. Но подойти к воде нельзя — может быть заминировано. В одном из домов — семья с 11-летней девочкой в инвалидной коляске, у нее диастрофическая дисплазия. Девочка рассказывает с восторгом: у них теперь больше десяти котов и собак — люди из поселка уехали, и животные сбрелись туда, где еще кто-то остался. Мать показывает осколки от мин, прилетевшие накануне. Убежать от войны они не могут — нет денег. Как и у дедушки неподалеку, полтора года назад у него отказали ноги: «Вместо того чтобы засеять поля, все разрушают. То с одной стороны снаряды, то с другой. Я в Широкино в школу ходил, а сейчас там несколько целых хат осталось. Где совесть у правителей?»
По дороге обратно ненадолго заскакиваем на базу батальона «Азов», который, как считается, укомплектован бойцами, поддерживающими правую идеологию. Визуально это похоже на правду: вокруг крепко сбитые и всерьез татуированные ребята. Мы прогуливаемся по территории, засаженной высокими соснами. Повсюду вперемешку с огромными шишками валяются гильзы. Вдали грохочет канонада. К взрывам привыкаешь быстро. Теперь на их грохот обращаешь внимание, только если взрывается совсем рядом.
Спать мы едем на базу «Донбасс». Глубокой ночью въезжаем в ворота пансионата «Светлана», где базируется батальон. Из темноты выступает внушительная фигура одного из командиров «Донбасса». «Меня зовут Галл, и я убиваю людей», — представляется он.
Некоторое время назад руководство батальона обвинили в рейдерском захвате этого пансионата, превратившегося в тыловую базу. Галл рассказывает об этом с хохотом и уверяет, что на самом-то деле под шумок АТО «Светлану» хотел прикарманить некий олигарх, а бойцы этому помешали. Место действительно привлекательное: несколько корпусов пансионата утопают в зелени, в сотне метров красивый пляж. Но номера выглядят полузаброшенными, а из песчаных барханов торчат таблички «Осторожно, мины».
База «Донбасса»© Юрий Марченко
Мы возвращаемся к линии фронта и завозим гуманитарную помощь в поселок Мирное (это название звучит сейчас как горькая ирония). Нас заранее предупредили: «Это серая зона, неподконтрольная ни Украине, ни ДНР. Постарайтесь успеть все сделать за 15—20 минут. Потому что если кто-то из местных позвонит куда следует и скажет, что приехали волонтеры, то время, за которое сепаратисты сюда доберутся, — это как раз минут 20».
Мы стараемся управиться поскорее, но, конечно, ничего не успеваем. Потому что попадаем в дом престарелых, по сути, существующий нелегально: государство не выделяет на него ни копейки. По документам это просто поликлиника, на деле же здесь живет полтора десятка стариков, нуждающихся в постоянном уходе. Одна из женщин (она не ходит) рассказывает мне о том, как пережила ужас Второй мировой и вот столкнулась с ним снова.
Пятидесятидвухлетняя Людмила с ДЦП вспоминает, что первый же обстрел ее родного села Гранитного полностью разрушил ее дом. Возвращаться им с сыном, у которого тоже ДЦП, теперь, по сути, некуда: «В Гранитном и сейчас у меня старший брат живет, но связаться с ним нельзя. Говорят, недавно взрывом убило его внука. Ему всего четыре года было».
Граница с ЛНР© Юрий Марченко
Отовсюду тянутся руки
Горько учить географию родной страны по названиям мест, где происходят жестокие столкновения. Недавно вся Украина узнала про Марьинку — райцентр в Донецкой области, где состоялись самые серьезные бои за последние несколько месяцев. Именно сюда мы едем дальше. К нам опять присоединяются «симики», которые долго общаются о чем-то с пограничниками на блокпостах при въезде в город: он активно обстреливается, а в домах могут быть засевшие там после недавнего штурма сепаратисты. Нас долго не хотят пускать, но в итоге мы все-таки мчимся в центр Марьинки.
Где-то рядом работает артиллерия. На глаза то и дело попадаются разрушенные дома. Мы останавливаемся у одного из них и сигналим. Из только что казавшихся вымершими строений неожиданно появляются люди: по официальным данным, из почти 10 000 населения в городе остался каждый пятый. Если до этого мы приезжали к отдельным людям и вручали продукты и припасы адресно, то сейчас все наоборот.
Я стою у багажника «Патриота», окруженный плотным кольцом людей. Отовсюду тянутся руки. Я достаю стиральные порошки, мыло, зубные пасты, крупы, макароны, печенье — и все это тут же выхватывают у меня из рук. В бронежилете жарко. Я пытаюсь запоминать, кому и что даю, но это практически невозможно. Неподалеку гремят взрывы. Мельком замечаю чуть в стороне статную пожилую женщину и протягиваю ей что-то. Вижу другую, у которой в руках уже множество всего, и пытаюсь выдавать припасы так, чтобы она не выхватила их из рук у других.
Гуманитарная помощь прикрыта бронежилетами© Юрий Марченко
Рядом со мной «гуманитарку» раздает Женя. Дело доходит до пакета с лекарствами, мы пытаемся как можно скорее понять, от чего они, и спросить, кому нужен конкретно этот препарат. С меня градом катится пот. От взрывов содрогается земля. Кто-то спрашивает о стиральном порошке, я роюсь в багажнике, но его уже нет. Внезапно вспоминаю, что ночью грузил целый ящик в другую машину. Бегу к ней, открываю — ребята свою порцию «гуманитарки» уже раздали, — и порошок мигом разлетается по рукам. Взрывы учащаются и становятся ближе.
Припасы практически заканчиваются, а впереди еще долгий путь, где тоже будут нуждающиеся. Я извиняюсь перед людьми, и они понемногу расходятся. Ко мне подходит волонтер из другой машины и буквально кричит, что нас, кажется, вычислили и сейчас артиллерия будет работать уже прямо по нам. Военные машут руками: «Быстро уходим!» Я бегу в близлежащий подвал, где Сергей и Катя записывают рассказ местных жителей о том, как дети уже несколько месяцев живут под землей. Маленький мальчик протягивает Кате небольшой ящик с гильзами и говорит: «Вот мои игрушки». Взрывы, кажется, уже совсем рядом. Мы выбегаем, рассаживаемся по машинам и уезжаем. Местные жители спокойно сидят на лавочках у домов и машут руками нам вслед.
Раздача «гуманитарки» в Марьинке© Юрий Марченко
Десант
Наш следующий пункт — база 95-й бригады ВДВ в Авдеевке. Некоторое время плутаем по близлежащим селам. Наконец выезжаем к полулегендарному блокпосту «Республика Мост» — уникальной позиции украинских военных, которые успешно скрываются от любых обстрелов под недостроенным мостом. Конструкция основательно искалечена взрывами, но продолжает защищать солдат. Они показывают нам путь: «Здесь газуйте, дорога простреливается, на перекрестке налево, прямо ехать не стоит — там “сепары”». Мы мчимся еще с километр — и снова теряем маршрут. Внезапно наталкиваемся на еще один крохотный блокпост. Из блиндажа высовывается удивленный боец: «Вы что тут делаете? Двигайте отсюда, сюда сейчас “ответка” прилетит». Наш «Патриот» на полной скорости несется по искалеченной минометами дороге прочь от взрывов за спиной.
На базу 95-й бригады приезжаем глубокой ночью. В полутьме грозно вырисовываются силуэты БТР. Бойцы практически вслепую играют в баскетбол с самодельным кольцом. Позиции здесь совсем рядом, так что канонада звучит беспрерывно. Мы спускаемся в подвал, где оборудованы и кухня, и спальня, и пункт связи.
Десантники делятся невеселыми новостями: обстрелы активизировались, сегодня у украинцев несколько раненых. На магистральном трубопроводе взрыв — пламя полыхало до небес, половина региона осталась без газа. Но когда дело доходит до хороших новостей, бойцы наперебой хвалятся, как дети: сбили беспилотник прямо на взлете из находящегося совсем неподалеку Донецкого аэропорта, артиллерия накрыла склад боеприпасов сепаратистов. «Перехватили переговоры, там Гиви страшно ругался и говорил, что больше с нами не играет». Сразу несколько человек в подробностях рассказывают, как их сослуживец совершил практически невозможное: «снял» снайпера из гранатомета.
Я читаю новости. Информагентства сообщают, что этот день отмечен самыми массивными обстрелами за последние несколько месяцев. В перечне самых пострадавших населенных пунктов — сплошь наш маршрут. Саша и Женя переговариваются с бойцами о том, по какой тонкой грани сегодня промчался наш экипаж.
Женщина рассказывает, как после обстрела из «Града» потеряла ногу. И десятилетнюю дочку. «Я бы этих Порошенко с Путиным просто на части разорвала!» Когда мы уходим, муж зачем-то извиняется перед нами.
Перекусываем хлебом с кабачковой икрой и буквально падаем от усталости. Десантники спят кто на чем — спальники постелены на лавках, партах и разных других подходящих и не очень поверхностях. Один из десантников отдает мне подушку: я долго отнекиваюсь, но он настаивает, что и с ней, и без нее спит плохо. Ночью периодически у кого-то из бойцов звонит телефон и срабатывает будильник, но никто даже не шевелится, чтобы взять трубку или выключить звонок.
Утром, еще толком не проснувшись, иду к умывальнику на улице.
— Вы сколько дней в пути? — интересуется у меня чистящий зубы боец.
— Три, — не без труда подсчитываю я.
— А выглядите — как будто гораздо больше, — улыбается он ртом с зубной пастой. Из-за постоянных гонок по проселочным дорогам я весь в корке пыли. С наслаждением смываю ее холодной водой из шланга.
Тем временем нам по собственной инициативе готовит завтрак один из десантников. Омлет получается небывало вкусным. Его автор заводит с нами разговор о своем боевом пути.
— Кстати, это я первым повесил украинский флаг в Донецком аэропорту, — неожиданно роняет он.
— Богдан, будь скромнее, — разводит руками проходящий мимо солдат.
— Это мы первыми повесили украинский флаг в Донецком аэропорту, — улыбается Богдан.
Тем временем на базу подъезжает БТР — он будет сопровождать нас в магазин. Пока мы собираемся, боец рассказывает, как за день до этого он протиснулся в двери магазина мимо какой-то компании, а когда через пару минуту вышел обратно, один из компании лежал с осколком в груди — снаряды долетают и до самого центра Авдеевки. Будто в подтверждение этого близкие взрывы слышны едва ли не каждую минуту.
Таких историй все больше. Бойцы переживают о судьбе какой-то женщины, регулярно кормившей их вкусной пиццей, — ее маленькому сыну прямо во дворе осколком прошило селезенку, нужна операция. Мы пытаемся вызвонить ее, но связи нет, адреса женщины никто не знает.
Следы осколков© Юрий Марченко
Глаз замыливается горем
Водяное, Первомайское, Тоненькое. Постепенно глаз замыливается от людского горя, и в памяти остаются только отдельные моменты. Вот парнишка лет 14 выносит показать нам хвостовик «Града», упавший у них во дворе... Вот мы бежим к магазину купить воды и внезапно обнаруживаем, что внутри здания все разрушено… Проезжаем табличку с указанием, что до Донецка шесть километров… Пожилой мужчина показывает на большую дворнягу и рассказывает, что, когда прямо перед ним во дворе взорвалась мина, собака накрыла его своим телом — была ранена, но спасла хозяина... С максимальной скоростью улепетываем из какого-то поселка, потому что, по всей видимости, нас засек наводчик... Проезжаем таблички на воротах частных домов: «Здесь живут дети»… Забор обклеен иконами…
Хороший погреб в зоне АТО считается едва ли не роскошью. Поразительно и страшно слышать, как многие местные жители разводят руками: «Да вы чего, у нас все хорошо, погреб-то просторный». Многие уже привыкли ночевать в подземелье. Нам повезло больше — мы проводим ночь в расположении 95-й бригады ВДВ в Славянске.
Накупаем еды в супермаркете. Почему-то очень хочется вредных продуктов: газировки, чипсов, конфет. На базе, пока Женя отправился куда-то прогуляться, связываемся с ним по рации.
— Женя, у нас тут уже все накрыто, решили ужинать без тебя. Оставили тебе от жареной курицы шею и попку.
— Знаете что? Я сейчас у бойцов одолжу гранатомет — и тогда шеи и попки останутся от вас.
Детдом в Мариуполе© Юрий Марченко
Утром уже в очередной раз докупаем продукты и разнообразные средства гигиены. Наша последняя остановка — село Трехизбенка Луганской области. Еще подъезжая к поселку, видим дым. Нам навстречу мчится кортеж джипов с символикой ОБСЕ. Впервые за четыре месяца в Трехизбенку «прилетел» «Град».
— Последний целый жилой дом был — и тот испортили, — в сердцах сплевывает боец базирующегося тут батальона «Айдар», он вызвался нас сопровождать. Хозяйка показывает нам прошитую осколками квартиру. Все сметено со своих мест. В стенах дырки. В углу одной из комнат на коврике лежит кошка с тремя только родившимися котятами. Людей в момент взрыва в доме не было, а животным повезло.
Мы ездим по селу, раздаем последние припасы. В одном из домов женщина лет сорока рассказывает, как несколько месяцев назад после обстрела из «Града» она потеряла ногу. И десятилетнюю дочку. «Я бы этих Порошенко с Путиным просто на части разорвала!» — буквально стонет она сквозь рыдания. Когда мы уходим, муж зачем-то извиняется перед нами.
Три женщины в возрасте сидят на лавочке. «В ноябре был сильный обстрел. Моей невестке осколком перебило сонную артерию. Умерла. А сына моего ранило в обе ноги, он до сих пор лечится в Запорожье. Внук не пострадал. Они тогда случайно вышли на улицу, а в этот момент взрыв», — рассказывает одна. Через несколько минут она же подходит к бойцу «Айдара» и без тени иронии интересуется, получил ли он уже свой земельный участок и рабов.
Следы «Града» в жилом доме© Юрий Марченко
Удивительно красивая пожилая пара стоит у своего недостроенного дома и рассказывает, что снаряды и мины к ним прилетали трижды. Дом теперь не только недостроенный, но и полуразрушенный. Что с ним делать дальше — они не понимают. На прощание старушка выносит нам свежие огурцы: «Возьмите, вкусные».
В Киеве многие считают, что на Востоке остались лишь те, кто сочувствует сепаратистам или не хочет уезжать. Визит в любой прифронтовой поселок моментально это опровергает: прямо на войне, под обстрелами, без самых необходимых вещей вынуждено выживать множество людей, у которых просто нет другого выхода: пенсионеры, многодетные родители, люди с ограниченными возможностями. Уезжать им попросту некуда. Украинское государство ни разу так четко и не проговорило, что каждому, кто хочет перебраться в более безопасные регионы, будет гарантированно оказана помощь. В России эти люди тем более не нужны. Им остается только ждать.
Напоследок «Айдар» завозит нас к себе на передовую. Взорванный мост через Северский Донец. Я стою на одном берегу, а на другом, метрах в двадцати, — уже Луганская народная республика. Земля усыпана гильзами. Бойцы из ближайшего опорного пункта развлекаются как могут: к деревянной веранде в лесу прибита табличка: «Кафе “Передок”». Кабинка туалета накрыта огромным плакатом с надписью «В центре Москвы». Мы грузимся в свой «Патриот». Один из бойцов советует: «Как выедете на дорогу, сразу газуйте — тут все пристреляно, может “прилететь”».
Мы газуем всю ночь, до самого Киева. Понедельник. Город лениво спешит на работу. Я захожу домой и открываю ноутбук, чтобы закачать фотографии. На рабочем столе иконка пятой «Цивилизации». Загружаю незаконченную партию и отправляю танки в атаку на вражеский город.
Понравился материал? Помоги сайту!