27 августа, в день памяти Майка Науменко (лидер «Зоопарка» умер 29 лет назад), в Московском доме книги состоятся вечер воспоминаний и презентация книги Александра Кушнира «Майк Науменко. Бегство из зоопарка». Мы публикуем последнюю главу из этой книги — самую печальную.
Часть мира, которого нет
В нашей стране желательно погибнуть, чтобы стать окончательно популярным. Пока ты жив, тебя почему-то не ценят. Примеров тому, как известно, масса.
Майк Науменко
Летом 1991 года в Ленинград приехал гжельский художник и приятель Майка Юрий Гаранин. Беглое общение с лидером «Зоопарка» произвело на него тягостное впечатление.
«Я пришел домой к Науменко на Боровую, открываю дверь, а там незнакомая женщина, — вспоминал Гаранин. — Жена Наташа уже переехала жить в Москву, а Майк стоял в очереди за разливным пивом. Я направился в ларек, и мы взяли пиво. У него руки дрожали. Сели на детской площадке, пили из банки. Я смотрю — у него рука не работает, сказал, что где-то простудился. Но я-то знаю эти вещи и намекнул, что у него в организме что-то не работает, почки, наверное. И если дальше так будет, то он просто умрет. А Майк вспылил, типа не мое дело. Говорит: “Да, умру, я знаю. Ну и хер с ним”. Он очень спокойно к этому относился. Вероятно, какой-то свой Рубикон человек перешел и не было уже у него стимула жить дальше».
«Для меня загадка, почему Майку расхотелось жить, — размышляла впоследствии Наташа Науменко. — Ему все стало скучно, он с трудом заставлял себя ездить на гастроли, играть. Вместо песен начали появляться какие-то странные стихи... Не думаю, что это был резкий перелом. Жизнь протекала плавно, ничего особенного не случалось... Знаете, проще написать психологический роман, чем коротко ответить».
Майк, 1989 год© Из архива Александра Кушнира
Про музыку Майк вспоминал теперь все реже и реже. Недавние мысли о сольном альбоме постепенно растаяли в воздухе. Группа «Зоопарк» прекратила свое существование, причем произошло это незаметно. Басист сидел в тюрьме, барабанщик подрабатывал экскурсоводом, гитарист занимался установкой чугунных котлов, а мультиинструменталист Наиль Кадыров гнал по ночам самогон.
«Всем было очевидно, что наступили другие времена, — рассказывал мне барабанщик «Зоопарка» Валерий Кирилов в 1996 году. — Они не то чтобы пугали, они просто были другими. Сам воздух в стране поменялся, и было неизвестно, чем все закончится. Мне это очень не нравилось, поскольку я по натуре консерватор. Майк тоже был консерватор, и мы чувствовали, что это не те перемены, которых все хотели и ждали».
Теперь Науменко целыми днями сидел на кухне, безучастно глядя в окно. Ни о каких юбилейных концертах, посвященных десятилетию «Зоопарка», речь уже не шла — настроение у маэстро было гробовым.
«Майка погубило то, что он жил как живется, — полагал его приятель, битломан Коля Васин. — Это было его проповедью, его музыкой, его философией. И он пил как пьется, ел как естся и ничего не делал для того, чтобы спасти жизнь и поверить в Бога… Он не искал Бога, и это его погубило, на мой взгляд».
Майк в последний раз с гитарой — играет у себя дома на Боровой в день смерти Цоя© Александр Липницкий
Говорят, что последний раз Майк взял в руки гитару 15 августа 1991 года — в годовщину смерти Цоя. На Богословское кладбище не поехал, поскольку не любил подобных церемоний. Помянуть лидера группы «Кино» было решено в квартире на Боровой, куда с кладбища прибыли Саша Старцев, Леша Рыбин и Александр Липницкий.
Вначале пили водку и слушали запись эфира на новом «Радио SNC». Там звучала архивная передача, где юные Цой и Рыбин пели на квартире у Липницкого «Пригородный блюз». Майку эта версия очень понравилась. Затем по просьбе друзей Михаил Васильевич исполнил под гитару несколько песен, в том числе и «Сладкую N».
«Я тогда попросил Майка спеть песню “Прощай, детка”, — вспоминает гитарист «Зоопарка» Саша Храбунов. — Он хлебнул шампанского, слегка оживился и продолжил свое грустное выступление».
Я спел тебе все песни, которые я знал,
И вот пою последнюю, про то, что кончен бал,
Про то, что одному быть плохо,
Что лучше быть вдвоем,
Но я разбит и слаб, и я мечтаю об одном.
О чем? Попробуй угадай…
Фотографии с этого импровизированного концерта сохранились в архиве у Саши Липницкого, а вот аудиозапись — нет. Чувствуя, что из жизни уходит что-то важное, басист «Звуков Му» собирался снять эти поминки на видео, но не смог. Вернее — не посмел.
Примечательно, что в тот день на могилу Цоя не явился не только Майк, но и Гребенщиков. Надо сказать, что в последние месяцы их отношения с Науменко стали до крайности сдержанными. Отчасти потому, что в последних интервью Майк начал уходить от прямых ответов на вопросы про «Аквариум». Однажды не утерпел и зло пошутил на тему творчества Гребенщикова и «всего лишь восьми тысяч» проданных пластинок «Radio Silence». В сравнении с космическими тиражами диска «Белая полоса» группы «Зоопарк» это число, видимо, казалось Майку смешным.
В свою очередь, 36-летний Борис Борисович чувствовал себя в психологическом тупике, совершенно не представляя, чем можно помочь старому другу.
«Как-то раз ко мне пришли ребята, наверное, Шура Храбунов, еще кто-то, — рассказывал мне позднее лидер «Аквариума». — Сказали, что у них большие проблемы с Майком, и попросили совета, что же им делать дальше. В данном случае ответить мне было нечего. Поскольку единственный вариант, который здесь действует, — это сдать человека в больницу. А значит — разорвать с ним связи на всю оставшуюся жизнь».
В середине августа находящийся в состоянии полного раздрая Майк вспомнил о боевой подруге Ольге Липовской, которую не видел более десяти лет. Своим неожиданным звонком он застал ее врасплох. В тот момент бывшая супруга звукорежиссера «Аквариума» Марата Айрапетяна собиралась на международную конференцию по гендерным вопросам и опаздывала на самолет до Копенгагена.
Разговор получился скомканным. На отчаяние в голосе Майка Оля не обратила особого внимания — решили созвониться после возвращения в Питер. А когда через две недели она прилетела домой, сын встретил ее вопросом: «Мама, а ты в курсе, что Майк умер?» И чемоданы выпали у нее из рук…
Пока Липовская тусила в Дании, в России грянул путч. На фоне всеобщего уныния и танков в телевизоре «Аквариум», колесивший по сибирской глубинке, устроил в Усть-Илимске настоящую «антигэкачепистскую» манифестацию.
«Мы предполагали снова уйти в подполье и искать другие формы жизни, — вспоминал Гребенщиков. — Собирались вести партизанскую войну всеми доступными нам методами».
На дне рождения Коли Васина с переизданным диском LV (за несколько дней до смерти), август 1991 года© Майк Васин
Что делал в эти дни Майк Науменко, доподлинно неизвестно. На поверхность он вынырнул чуть позже, появившись на дне рождения у Коли Васина с переизданной виниловой пластинкой «LV» в руках.
«Утром 25 августа мы с ребятами, которые остались у меня ночевать, пошли в бар “Жигули”, — рассказывал впоследствии Васин. — И Майк пришел туда же. Выглядел он совсем неважно… Весь отечен, руки тряслись. Попил пива умеренно и говорит: “Я выйду покурить”. И не вернулся. Мой дружок, который с ним выходил, сказал мне: “Майк просил передать, что ему худо и он пойдет домой”. Больше я его и не видел».
У бывшего гитариста «Кино» Леши Рыбина существует своя версия событий:
«В ночь перед смертью у Васина сильно пили. Майк был очень плох, с черным лицом… В таком состоянии упасть затылком на асфальт легче легкого. Насколько я помню, у Науменко диагностировали перелом основания черепа — типичная алкогольная смерть, когда человек в глубоком опьянении падает на спину. Вряд ли его кто-то “повстречал” во дворе. В последний год жизни он покупал выпивку у местных дилеров, его все знали и любили, он был свой человек. Майк сумел подняться, дошел до дома, грохнулся еще раз в коридоре и умер».
«Когда Майк и Наташа расстались, я предложила Мише переехать к нам, — вспоминала его мама Галина Флорентьевна. — Он собирался это сделать, как только я вернусь из отпуска. Поэтому я и позвонила на Боровую 27 августа. К телефону подошел кто-то из соседей. “Майк спит”, — сообщили из телефонной трубки. А через какое-то время мне перезвонили со словами: “Вы знаете, Майк все еще спит и как-то странно храпит. Может быть, вам лучше приехать?”»
Когда мама вместе с дочкой Таней появились в квартире на Боровой, Майк уже не дышал. Потом откуда-то возникли санитары, долго искали простыню, и тело, завернутое в несвежее постельное белье, наконец увезли. После чего Саша Храбунов с Валерой Кириловым прочно засели на кухне и начали методично уничтожать ящик вина, привезенный из Молдавии. Они выпивали бутылку за бутылкой, но вино их не брало. Под утро разошлись трезвыми и ох∗евшими.
А в последний день лета в опустевшую комнату заглянула старшая сестра Майка Таня Науменко. Долго искала какие-то документы и случайно обнаружила на подоконнике несколько страниц машинописного текста из «Ближайшего родственника». Она догадалась, что, вопреки клятвам и обещаниям, книгу Рассела ее брат так и не перевел.
* * *
Прошло много лет. Как-то в разгар работы над книгой я разместил в соцсетях пост про Боба Дилана, мифологией которого сильно увлекался. В ответ мне посыпалось множество комментариев, а один человек написал, что особенно любит альбом «Desire». Выбор показался странным, и я имел неосторожность втянуться в интернет-дискуссию. Выяснилось, что мой новый знакомый предпочитает этот альбом потому, что его подарил ему в 1988 году… Майк Науменко. На катушке, естественно. Каков подарочек, а?
Мы продолжили общение в Фейсбуке. Человека звали Борис Мазин, он был из Казани и работал там директором крупного медиахолдинга. Смешно, но в столицу Татарстана я собирался ехать буквально через несколько дней. Мы созвонились, и началась жаркая переписка. Вначале Борис прислал совместное фото с Майком — в квартире на Боровой. Это выглядело словно мираж. Потом выяснилось, что они дружили с 1984 по 1991 год, а последний раз виделись буквально за две недели до смерти Науменко.
Параллельно Мазин рассказал, что всю жизнь был меломаном, журналистом и диджеем, а также сделал Майку несколько казанских концертов в 1985 году. Они много общались, обменивались магнитофонными записями и рок-прессой. Борис часто приезжал в Ленинград, и лидер «Зоопарка» дарил ему свои машинописные переводы книг о Марке Болане, отпечатанные крохотным тиражом в три-четыре экземпляра.
Плакат на стене Ленинградского рок-клуба© Из архива Александра Кушнира
На встрече в Казани Мазин дал мне невероятное двухчасовое интервью — про «Зоопарк», Ленинградский рок-клуб и самого Науменко. Мы сидели в лобби гостиницы и беспрерывно говорили, говорили, говорили. Вопросы Мазину задавали я и Сергей Гурьев, мой боевой друг, редактор книги и ангел-хранитель.
Это интервью было явно не похоже на сотни других. Борис рассказывал быстро и доверительно — что называется, без тормозов. Чувствовалось, что ему хочется сообщить о Майке нечто важное, о чем человечество по сей день так и не знает. И конкретно у меня после этой беседы восприятие лидера «Зоопарка» начало меняться. Было много ярких откровений — типа: «Майк был лентяй и мечтатель, талантливый фантазер с низким КПД… Обязательно отрази в книге, что Майк-85 и Майк-90 — это два совершенно разных человека. И тут дело даже не в выпивке, а в его окружении».
В финале Мазин подарил мне свой бесценный архив: редкие фото, выцветшие машинописные номера журнала «Рокси», переводы Майка, что-то еще. После интервью я пригласил Бориса посидеть в жюри отборочного тура рок-фестиваля «Индюшата», который проходил в те дни в Казани. Он вначале согласился, но потом отказался. Сказал, что «здоровье паршивое». Тогда-то и выяснилось, что Мазин тяжело болеет — онкология. Просил об этом никому не говорить — мол, официально у него старая травма позвоночника. И мотивы его действий стали худо-бедно ясны и понятны.
Вернувшись в Москву, я начал с нетерпением рыться в его нереальных архивах. Сенсационные находки не заставили себя ждать. В одном из ранних номеров «Рокси» мною было найдено «объявление» Майка о наборе музыкантов в рок-группу, которое я искал долгое время. Оно датировалось 1980 годом и было бесценным. Также в подаренных трофеях присутствовало великое множество фотографий — выступление Майка в Казани, а также часть фотоархива «Рокси», давно считавшегося утерянным. Еще я привез из Казани подаренную Майком Боре Мазину виниловую пластинку «LV» 1991 года и первопресс «Kick Out the Jams» американской панк-группы MC5. Почему я про это упоминаю? Потому что уже тогда Мазин раздавал свою коллекцию, причем целенаправленно.
Майк Науменко и Борис Мазин в коммуналке на Боровой, лето 1984 года© Из архива Александра Кушнира
Потом мне начали приходить посылки — куча всевозможных синглов, слегка порванные еженедельники и журналы 1972–1983 годов, подаренные ему Майком. Затем Борис прислал еще две переведенные Науменко книги: биографию Марка Болана «Космический танцор» (с автографом лидера «Зоопарка») и толстенную энциклопедию «Рок-списки». За некоторыми из этих артефактов Борис ездил за город, в квартиру родителей. Не поленился.
Таким причудливым образом у меня поселился архив Майка Науменко. В него входили редчайшие машинописные книги, диски, множество номеров Melody Maker, New Musical Express, Record Mirror, Creem Magazine и др. Передать сейчас собственные ощущения от этих сказочных приобретений сложно.
«В ответку» я начал высылать Борису главы из книги. Мазин текст хвалил и искренне говорил, что «все написано очень плотненько». Заодно признался, что у него дома хранятся почти все мои книги — от «100 магнитоальбомов» и «Золотого подполья» до биографий Курехина и Кормильцева.
Пользуясь случаем, я слезно попросил Бориса найти подаренные Майком магнитофонные катушки: Вудсток, альбомы Эдди Кокрена и T. Rex. Но, как выяснилось, все эти богатства, увы, канули в Лету. В середине 90-х — вместе с письмами Майка — их выкинул на помойку отец Мазина, бывший военный летчик. Как сказал Боря, папочка сделал это с целью расширения собственного жизненного пространства. «Четырех комнат ему, по-видимому, было мало», — с грустью заметил он по телефону. Когда я начал в очередной раз благодарить Бориса, он вспомнил последнюю встречу с Майком. Когда, сидя на кухне у Валеры Кирилова, лидер «Зоопарка» на прощание сказал: «Ты меня здесь видишь последний раз… В следующем месяце я уже перееду жить к родителям». А через несколько недель Майка не стало.
Вообще получалось, что внезапно Мазин оказался чуть ли не главным архивариусом страны по Науменко. Я знаю, что несколько приятелей Майка на меня обидятся, но, по моим ощущениям, это выглядело именно так. Меня потрясло, как Мазин горячо говорил мне на диктофон про «патент на правду» о Майке. Мол, раньше этим грешил Саша Старцев, потом Кирилл Серебренников и друзья «Зоопарка». Что все они делают из Науменко святого и процесс стерилизации идет сейчас полным ходом. Слишком много мифологии и слишком мало «живого человека».
Короче, почти два месяца мы с Борисом переписывались и делали интервью по телефону. Анализы у него в это время были плохие, и Мазин хмуро понимал, что счет пошел на часы. Поэтому в один из вечеров тихим голосом попросил прислать будущую книгу про Майка его родным. Он угасал прямо на глазах.
Последний наш разговор состоялся перед моей рабочей поездкой на поп-фестиваль в Витебск. Мазин был совсем плох и уже не помнил, как назывался альбом, записанный Майком перед «Уездным городом N». У него «ехала крыша», но он продолжал переписываться с Наташей Науменко и как-то сказал ей по телефону: «Жалко, что мы не познакомились с Кушниром на год раньше».
Через несколько дней, в понедельник, 15 июля 2019 года, Наташа звонила мне несколько раз подряд. Как назло, телефон был занят рабочей херней, и вечером она прислала мне СМС-сообщение: «Мазин умер». Дикая мистика: это произошло ровно в тот момент, когда я закончил писать главу «Штурм Казани» — про историю знакомства Майка и Бориса. Прочитать этот текст Мазину я так и не успел.
Его памяти и посвящается эта книга.
Понравился материал? Помоги сайту!
Ссылки по теме