Анна Пингина: «Нужно делать как все, потому что все не могут ошибаться»

Российская фолк-певица — о том, как устроен шоу-бизнес в Японии, и об участии в шоу «Голос»

текст: Борис Барабанов
Detailed_picture 

С 28 по 30 июня в селе Бунырево в Тульской области пройдет очередной фестиваль «Дикая мята». Наряду с Primal Scream, «Аквариумом», «Мумий Троллем» и «Альянсом» там выступит Анна Пингина, певица с уникальным вокалом и огромным опытом работы в отечественных мюзиклах и на фольклорной сцене. Весной Борис Барабанов встретился с Анной Пингиной в Японии, где певица провела последние годы, и расспросил об устройстве японского шоу-бизнеса и участии в шоу «Голос».

— Анна, я вас знаю как российскую певицу, которая занимается фольклором, и только вот в прошлом году узнал, что вы в Японии.

— Когда мы записали второй альбом «Ахимса» (2013), он получился по звуку не таким, каким бы мне хотелось, — мне не хватило времени. И я вдруг поняла, что я не могу, не имею ресурсов что-то потом сделать с этим альбомом. Я — такой музыкальный червь. Мы копались, копались, что-то делали, делали, потом сделали наконец — и такие: «А что с этим делать?» И на тот момент эмоциональные и все прочие ресурсы были поглощены этим альбомом, а еще нужно было что-то кому-то куда-то показывать, как-то продавать. И я поняла, что не умею этим заниматься. В итоге не было никакого резонанса совершенно. Меня это дико расстроило, причем я разозлилась, в первую очередь, сама на себя, потому что есть некий «ребенок», которому я не смогла ничего больше дать, кроме как его, простите, родить. И в этот момент летом, как раз после презентации альбома, я поехала в Японию. Здесь уже находился по работе мой муж. Я долго размышляла, что вот я могу делать музыку, но не могу делать ничего после, я не в состоянии об этой музыке всем рассказывать. Я как-то расстроилась и подумала: а что, если попробовать как-то по-другому? И возникла эта тема Японии. А потом родился ребенок, и мы подумали, что как раз неплохое время, когда можно что-то сделать. Когда я готовилась к рождению ребенка, я поняла, что в определенный период времени особо ничего делать не смогу. Так почему бы не использовать это время для чего-то интересного? Какое-то время мы потусили в Лондоне, подали документы на японские визы — нам нужны были длинные, и нужно было ждать. Мы подумали: «О'кей, не получится — останемся в Лондоне». Получилось — ну ладно. Нам сказали, что вообще-то Япония — очень крутое и удобное место для житья с маленькими детьми. Они заинтересованы в большей рождаемости, потому что население стареет. И они сделали всё: в каждом торговом центре есть несколько кормильных комнат, оборудованных не только креслами, но и светильниками, всякими удобствами... Меня подкупила природа, спокойствие… существование природы настоящей, а не выхолощенной, соседствующей с урбанистичными частями мегаполиса. Когда приедете еще раз, я вас обязательно потащу смотреть японские дома — все очень просто, натурально. Страна-то изначально вообще небогатая была. Продуманность, близость природы — это подкупает.

— То есть в Японию вы поехали, прежде всего, в поисках комфорта?

— Скорее, как человек, понимающий, что музыке сейчас отдать себя не может в полной мере и что есть существо, которое нужно выпестовать до какого-то возраста, а потом мама уже будет заниматься чем хочет. Япония оказалась удобной для этого. С маленьким ребенком нет времени на многое. Вот я позволила себе гончарство: ездила заниматься в район Сибуя к тетушке, которой уже за семьдесят. Я училась японской гончарке по-настоящему, как учат в Японии. На самом деле это не раз — и тебя к прессу, к гончарному кругу допустили. Я полгода лепила руками. Есть у них такая методика, когда тебе толком не объясняют, только показывают. Хотя все можно объяснить за пару мастер-классов. Зато мне интересно, что я это все прошла. Помню, спросила ее: «А чего же у вас нет сайта, вы не выставляете свои работы?» Она сказала: «Мне не нужны деньги». То есть ей просто прикольно этим заниматься.

— Но в итоге вы начали заниматься в Японии своей профессией?

— Когда я поняла, что уже могу доверить сына на несколько часов своей маме или няне, первое, что я сделала, — продолжила писать. Написала кучу всего. Сейчас у меня материала просто адское количество скопилось и продолжает копиться. Xочется сделать продолжение того, что я делала в России с бандой, но камерную историю, какие-то версии своих уже известных песен с фортепьяно, роялем. Есть песни и для какой-то электроники, которую очень чешутся руки сделать. Сейчас я в таком состоянии — «За что хвататься?» Хочется все, но, как мы знаем, если хвататься за все, то ничего не получится хорошо.

— Что вы записывали для аниме?

— Аниме называется «Darling in the Franxx», по-японски звучит как «Да:рин ин дза Фуранкусу» — в общем, японцы любят забирать английские названия, адаптировать так, чтобы было удобно. Японский язык по звучанию гораздо ближе к русскому, чем к английскому, им по-русски проще говорить.

— Как вас нашли для этой работы?

— Меня нашли очень интересным способом. Люди, занимающиеся саундтреками для игр и аниме, — это огромная индустрия. Такого больше нигде нет. Композиторы этих 12 или 24 серий, из которых состоит каждый сезон, должны написать 40—60 оригинальных композиций.

— Для каждого сезона?

— Да. Их надо, в принципе, родить из головы, а потом еще сделать оркестровки. Есть несколько компаний, которые отбирают певцов. Они очень тщательно следят за тем, кто новый появился, что происходит, кого еще можно припрячь и так далее. Вот таким образом нашли меня.

— Где нашли?

— По-моему, на афише концерта в Фейсбуке.

— Вы здесь играли концерт? Для русских?

— Я здесь периодически играю сольные концерты, но для японцев. Я долгое время была вне русского комьюнити. Не хочу сказать ничего плохого про русское комьюнити, но, по правде сказать, мне как-то встречать его здесь не случалось. Нужно понимать демографию тех русских, что сюда приехали.

В Японии действует устаревшая, но все еще сильная система продюсерства.

— Дальневосточные?

— Да. И это своя специфика все равно. В общем, я играла концерты для японцев в клубах. Клубы в Японии — это особая тема. Клубов вроде «16 тонн» очень-очень мало, почти нет. Есть сильно меньше: максимум 100 человек. А потом сразу идут клубы на полторы тысячи или больше. Шоу-бизнес здесь совершенно другой, не такой, как в России, не такой, как где бы то ни было. Алгоритм работает по-другому. Погрузившись в эту систему, изучив ее, ты понимаешь, что в России все еще хорошо. Прямо очень хорошо. Основная масса музыкантов в Японии вынуждена играть в клубах, где собирается максимум человек 30.

— А бары — человек на пять?

— Да-да. Это связано с тем, что в Японии действует устаревшая, но все еще сильная система продюсерства. Они не понимают другого пути.

— Инди не существует?

— Есть, но в андеграунде и воспринимается именно маргинально. Хотя там гораздо больше естественного, более интересного, чем в сфере idols, в герлз- и бойз-бендах, даже в рок-бендах, которые либо представляют собой кальку с Запада, с такой условной Америки, либо просто бездарны. Такие люди, как Рюити Сакамото, — это, скорее, исключение из правил. Система продюсеров умирает. Они это понимают. Но они ничего не могут сделать. Когда-нибудь это все равно сойдет на нет, но они изо всех сил мешают этому процессу. Эти продюсеры действительно влиятельные, очень сильные. Плюс сами японцы устроены так, что желания слушать что-то новое, интересное у них гораздо меньше, чем в России. У этих бойз-герлз-бендов действительно много поклонников, которые за ними ездят, и это круто, это прикольно. Но за этим нет музыки, за этим есть только культурная традиция. Им прикольно смотреть на маленьких девочек, которые двигаются в школьных платьях. Есть такое… не то чтобы «лолитство»… это культурно обусловлено. Молодость всегда ценилась, но в итоге это выродилось в такую уродливую форму. Плюс из-за того, что японцы — очень социальные существа, даже если появляется кто-то крутой, у которого нет продюсера, они не поймут, что это круто, пока им не скажут: «Смотрите, дорогие японцы, это круто». И тот, кто скажет, должен быть очень большим продюсером, весомой фигурой. В принципе, это везде работает, но тут это гипертрофированно.

— Человек будет сомневаться, правильно ли, что ему это нравится, если ему не сказали, что это хорошо?

— То есть типа «да, мне нравится, интересно, но это не было спущено сверху…» Нужно делать как все, потому что все не могут ошибаться. И они всё делают как все. С одной стороны, это большой плюс: все не мусорят, все вежливые. А другая сторона этой медали — не поощряется и даже порицается любое проявление инаковости, дерзости. Это везде, начиная со школы. Это даже не американское «не высовывайся» выскочке, это чуть-чуть другое. Это выросло из буллинга, это выросло из классового общества, закрытого, островного. Их можно сравнить по количеству комплексов с англичанами, но Англия не была закрытой, а Япония была, и очень долгое время. Пока к ним не приплыли и не сказали: «Ну-ка давайте открывайтесь». А они такие: «Ой, а в мире что-то происходит? Ой, приплыли на кораблях?» У них «ой» — на все что угодно, что в мире происходит, а у них еще нет. Они стали учиться, копировать и очень преуспели в этом.

— Объясните: система клубных выступлений отличается от московской, потому что она тоже должна каким-то образом быть вписана в структуру продюсеров? А если нет, то нет карьеры?

— В принципе, все так и есть. Я разговаривала на эту тему с огромным количеством музыкантов. И японских, и неяпонских, иностранцев, которые приезжают из Канады, из Лондона, из Австралии, — они все говорят одно и то же. Для японских продюсеров главную роль играет то, что артист сам смог себя поднять до того уровня, когда все о нем говорят, и тогда этот артист достоин того, чтобы им занялись. В этом, конечно, есть противоречие. Один из моих приятелей, Акари, делает некий вариант старой стилистики «энка» — чтобы проще было понять: это музыка, которую в ранние годы делала Эдита Пьеха. У нас эта стилистика исчезла, а в Японии культивировалась. Конечно, это слушают люди пожилого возраста, но они это слушают. У нас все ушло в эстраду, в 80-е и т.д. А в Японии — нет. Есть даже такой мальчик, забыла, как его зовут, афроамериканского происхождения и внешности, который эту японскую энку поет — прекрасно поет, без акцента. Вернемся к моему другу. Акари делает очень приличную помесь попа и вот этой энки, у него неплохой голос, я бы сказала, отличный для японских голосов. Мы подружились. Так вот, он дает концерты в крошечных клубах на 8—10 человек. Мы пришли на его концерт, и с нами было от силы человек восемь. И он провожал каждого, говорил «спасибо». Если вы будете путешествовать по Японии и поселитесь в каком-нибудь рёкане (это такая традиционная японская гостиница), то хозяева этого рёкана будут вас провожать, пока вы не скроетесь за горизонтом. И Акари таким же образом провожал всех по очереди, и нас в том числе, с поклонами, стоял, пока мы не скрылись из виду.

— Сколько стоит билет на такой концерт?

— Где-то две с половиной тысячи иен, то есть полторы тысячи рублей. Ему платят за такой концерт примерно 10 000 рублей на наши деньги, а если с ним играет музыкант, то эквивалент 5000 рублей — минимум, за который он согласится работать. В случае работы с группой они пытаются увеличить стоимость, чтобы на каждого пришлось приблизительно по 10 000, но это нечасто бывает. Они вынуждены играть по таким маленьким местам. Есть вокалист, который поет в аниме, он популярен, но играет в таких маленьких клубах под другим именем. Когда я спрашиваю: «Почему ты популярен, но не хочешь обнародовать свое имя, сказать, что ты — это ты?» — он говорит, что нельзя. В аниме он поет одно, в клубах на 20 мест — другое. И это считается нормальным, они все равно играют. Мне непонятно — зачем. Максимум, на что могут рассчитывать такие музыканты, — это какие-то собственные фестивальчики — несколько групп вместе, чтобы было больше людей в зале.

Нет интереса к персоне, персона — это даже плохо.

— Получается, что кто-то из продюсеров, занимающихся саундтреками к аниме, нашел в Фейсбуке объявление о вашем концерте?

— Да он полез поискать, что я такое конкретно пою, ему понравилось, он показал композитору, ей тоже понравилось. Мы с ней нашли общий язык. Но, в принципе, любые музыканты в изначальном понимании японской культуры — это челядь, это не искусство. Так было, так и осталось в глубокой подкорке. Музыкант — это прислуга. Опять-таки: откуда родился феномен больших бойз-бендов? Понимаете, в Японии построен капиталистический социализм. Нет интереса к персоне, персона — это даже плохо. Система изначально, с самого детства настроена на уравниловку, и в этом имеется огромное количество плюсов. Здесь нет телешоу, построенных по принципу конкурса. Людям интересно наблюдать, как кто-то что-то делает. Но никто не оценивает индивидуальность. Никто не позволит себе сказать: да, этот круче, чем тот. Даже если он думает, что этот действительно круче. Idol в западном мире — это один, а здесь idols в группах — это множество. Много одинаковых девочек и мальчиков с минимальными различиями. Когда я сюда приехала, я думала: наверное, здесь какой-то интересный музыкальный движняк. Но когда начинаешь больше разбираться, то понимаешь, что есть какие-то отдельные интересные люди, а самого движняка не существует. И связь «артист—аудитория» отсутствует. Они, например, не знают, что есть огромная аудитория в России. Профили во «ВКонтакте» делают русские артисты и сообщества. Композитор Хироюки Савано, который пишет для огромного количества аниме и игр, молодой парень, не знает о существовании посвященных ему пабликов во «ВКонтакте». Когда я послала ему ссылку на сообщества, он очень удивился. В Японии все другое. Самый популярный мессенджер — LINE. Это мессенджер, являющийся при этом еще и лентой, плюс они используют Фейсбук и Твиттер. Вообще в Твиттере здесь гораздо больше всего происходит.

— Ваше аниме крутое?

— Да, это крутое аниме. Его сделал человек, принимавший участие в создании, кажется, «Призрака в доспехах» или чего-то подобного уровня.

— Была же история о русской певице Ольге Яковлевой, которая записала тему для «Призрака в доспехах». В Японии ее звали Орига.

— Она, к сожалению, этот мир покинула в тот год, когда мы прилетели сюда. Она была в этой системе, была скована этими правилами, обязательствами, задыхалась буквально и в итоге уехала из Японии в Канаду. Меня часто с ней сравнивали, и я не знала, кто она. Полезла посмотреть — да, есть корреляции, потому что она использует некие техники вокала, которые я тоже использую, и я понимаю, почему говорят, что мы похожи. Она работала с самой известной женщиной-композитором для этого аниме — Ёко Канно. Ей было позволено самой написать текст. Когда я поняла, что не смогу с ней встретиться и поговорить, я стала смотреть интервью, чтобы понять, что это был за человек. После того как она переехала в Канаду, она превратилась в другого человека, у нее просто жизнь заново началась. А потом — бабах — рак легких.

— Можно сказать, что вы в Японии зарабатываете записью и исполнением музыки?

— Это разовые истории. Скорее, хобби. Зарабатывать музыкой здесь невозможно. Ситуации, когда я спела для сериала и сразу получила море предложений, нет. Нет никакого контракта со студией, которая его выпустила. И они не заинтересованы никого пиарить. Имена тех, кто там поет, появляются исключительно в бумажках, не в титрах.

Анна Пингина во время выступления на фестивале «Дикая мята — 2009»Анна Пингина во время выступления на фестивале «Дикая мята — 2009»© Андрей Свитайло / ТАСС

— А песни оттуда исполнять можете?

— По договоренности. Если я приду и спрошу и они скажут, что не против, то да. Ориге не позволяли. Если видео, где она просто поет а капелла с микрофоном. В наушниках у нее фонограмма, а в зал идет только голос, ибо фонограмма принадлежит компании. Для нас это удивительно: вроде бы музыка должна зарабатывать. Но основная масса того, что делается в японской музыкальной индустрии, делается людьми с недостаточной для этого квалификацией. Они просто оказались в удачном месте в удачное время и ничего более. Я столкнулась с тем, что, например, продюсер, который тебя записывает, не понимает, как нужно работать с вокалистками. Я не хочу ничего плохого сказать, может быть, другие вещи он понимает. Но, когда я спрашиваю у супервайзера, всегда ли так, он отвечает: «Да-да-да. К сожалению, извините, у нас так».

— У вас нет агента, который вас продвигает как певицу?

— Нет. Как певице мне здесь невозможно продвигаться — просто потому, что здесь есть эти самые продюсеры, хотя по-нашему они бы, скорее, назывались промоутерами. Эти промоутеры занимаются разными коллективами — от классики, неоклассики до хоров и т.д. Они работают на очень разную аудиторию. Японцы всеядны как аудитория, им интересны очень многие вещи. Когда я делала свои первые концерты, мне сначала предложили делать их в маленьких местах человек на 30, и туда человек 40 набивалось. Им просто было интересно: а что это такое приехало? Поет там что-то на своем русском языке. Для них это экзотика, а на экзотику падки все японцы. Здесь принято, если ты поешь не на японском, делать некие «объяснительные» листики, где про каждую песню написано, о чем она. Это помогает им погрузиться в смысл. Мне было интересно понять, что такое японская аудитория. Я сделала вывод: да, они будут приходить, можно придумать, каким образом делать рекламу. Но я поняла и то, что креатива, к которому я привыкла, тоже, в принципе, нет. И роста для меня здесь практически нет, к сожалению. С тобой будут с удовольствием сотрудничать, пока ты понятен. Японской карьеры как таковой у меня нет. Есть несколько проектов, где я участвую, они мне интересны так или иначе, но на том уровне, на котором мне это нужно. Либо я не нашла таких своих-своих людей, с которыми можно что-то делать, либо их не существует. Я склоняюсь к последнему. А мне всегда интересны некая степень коллаборации, варка идей, подстегивание друг друга, что-то такое, что вырастает, когда ты говоришь на одном языке с человеком твоего уровня, не только технически владеющим инструментом и стилистикой, а еще и способным говорить креативно.

— Что заставило вас принять участие в шоу «Голос»?

— Это произошло как раз тогда, когда я поняла, что соскучилась по росту. И я хочу, чтобы понимали, о чем я пою. Основная масса моих песен нагружена смыслово. Моя публика делится на две части. Одна — это те, кто писал мне: «О чем твои песни вообще? Какой-то набор слов непонятный». И другая — люди, которые пишут: «Боже, какие глубокие тексты с двойными, тройными, десятыми смыслами». Да, я их перегружаю, но так мне интересно просто. Перегружать не в лоб, а какими-то такими пластами, делать сетку, через которую, может быть, даже не ухо и не мозг, а какая-то подсознанка цепляет то, о чем я хочу сказать. В общем, мне просто захотелось вернуться в музыку в России. И я подумала, что нет лучшего способа это сделать, чем заявить о себе на более широкую аудиторию. Я подумала, что «Голос» — это хорошая история. Годом раньше певица Анаит Погосян спела там мою песню «Ласточка». Я удивилась тому, какая реакция может быть на такого рода музыку. До этого я, конечно, получала некоторое количество прекрасных отзывов, но это не было прямо вот так, в лоб, что да, это интересно большому количеству слушателей.

— У вас был выбор, к какому наставнику идти; почему вы выбрали Басту?

— Состав жюри нам объявили за день до слепых прослушиваний. Я не была готова конкретно к этим людям. Никто не знал, кто это будет. Мне в то время было очень интересно работать с электроникой, и единственный человек, который был представителем этой вот электронной истории в жюри, — Вася. Насколько я потом узнала, половина последнего альбома Трики была сделана в его студии. Я не могла этим не проникнуться, естественно. Участие в «Голосе» было положительным опытом для меня. У нас с Васей сохранились нормальные отношения. На «Мяте» мы выступаем в разные дни. Кое-какие мысли о совместной работе есть, но я его пока не трогаю.

— Дальше вы будете жить на две страны?

— Да, я начинаю жить на две страны; до этого я жила только на Японию — играла концерты, делала свои проекты. Есть несколько проектов с электронными музыкантами. После «Голоса», нет, даже до «Голоса» я поняла, что я гораздо больше времени хочу проводить в России, у меня теперь есть больше возможностей это делать, семейных и всяких остальных. То, что я хочу записать сейчас, было написано еще несколько лет назад в России; если я это не издам, у меня мозг взорвется.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 20246311
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202412948
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202417632
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202422841
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202424490