В Москву приезжает авант-джазовое трио The Thing под управлением Матса Густафссона — не только одного из ведущих саксофонистов современного джаза, но и самопровозглашенного «дискоголика», то есть фанатичного собирателя виниловых древностей. Самый свежий релиз Густафссона — не альбом какого-либо из его постоянных проектов (среди которых — The Thing, Fire! / Fire! Orchestra, Swedish Azz, Discaholic Anonymous Trio и др.), а книга «Дискоголики: исповеди коллекционеров пластинок», в которую вошли интервью, взятые Матсом у «коллег по несчастью»: в том числе, например, Тёрстона Мура или Генри Роллинза. В преддверии московских концертов The Thing (28—29 ноября в КЦ ДОМ) COLTA.RU пообщалась с Густафссоном именно как с коллекционером винила.
— С какого момента вы стали «дискоголиком»?
— Довольно рано. У мамы было несколько классных EP Элвиса Пресли и Литл Ричарда. А я уже ребенком коллекционировал все, что плохо лежит: ножи, коробки спичек и так далее. Но в какой-то момент стало понятно, что пластинки намного круче, — и лет с восьми я провозгласил себя собирателем записей Литл Ричарда. С этого все и началось — правда, прошло еще очень много лет, пока я осознал, что это своего рода психическая болезнь, от которой мне уже не вылечиться!
— То есть вашей первой пластинкой стала запись Литл Ричарда?
— Самое смешное, что я сам всем задаю этот вопрос — но при этом очень смутно помню первую пластинку, которую купил. Но да, это точно была запись либо Литл Ричарда, либо Стиви Уинвуда.
— А первая редкая пластинка, которую вы купили?
— Хм, а вот это интересный вопрос — и, кажется, мне его еще никто не задавал. Кажется, первой пластинкой, за которую я заплатил больше обычного просто потому, что она была старой, стал альбом квартета Джона Колтрейна «Plays Chim Chim Cheree и т.д.», выпущенный фирмой Impulse. Мне было 14 лет, и я обнаружил его в магазине подержанных пластинок в Умео, моем родном городе. Помню, я зафанател от старомодной обложки из толстого картона…
— И все эти ранние приобретения до сих пор у вас в коллекции? Или от чего-то потом пришлось избавиться?
— Что-то до сих пор тут, чего-то уже нет. Такова жизнь! Лассе Мархауг, издатель книги о «дискоголиках», сформулировал это очень точно: ты должен подстригать траву у себя на лужайке. И любой коллекционер этим и занимается: продает пластинки, которые ему не очень нравятся, и покупает те, которые ему нравятся больше. Чтобы лужайка выглядела — и звучала! — лучше. Но, конечно, бывает и так, что ты по глупости избавляешься от по-настоящему классных записей. Тогда потом приходится приобретать их заново. Худшее, что я когда-либо сделал, — это отгрузил кучу винилов в конце 1980-х, с наступлением эпохи CD. Поэтому в моей коллекции до сих пор много дыр, и я по мере возможности их заполняю. Колтрейн как раз отличный пример — я тогда зачем-то продал сразу несколько его пластинок, вышедших на фирме Impulse. С тех пор стараюсь собрать их обратно.
— Вы можете назвать себя «комплетистом» — человеком, который планомерно собирает ВСЕ релизы какого-то артиста или лейбла?
— В ряде случаев да — например, с Альбертом Эйлером или Дереком Бейли. А, например, со Стивом Лейси или Сан Ра — нет, потому что у них есть записи, скажем так, не суперклассные. Есть суперклассные — а есть не очень. Для меня музыка все-таки имеет первостепенное значение. Понятно, что бывают пластинки не «пятизвездочные», которые я все равно покупаю, потому что они либо хороши музыкально, либо интересны с исторической, культурной или географической точки зрения… Понимаете, я воспринимаю свою коллекцию как своего рода архив или библиотеку, где я всегда могу найти кое-что, что поможет мне работать над своей собственной музыкой. Это важный фактор коллекции для меня — чтобы она работала как ресурс, как источник вдохновения.
— А вообще современному музыканту полезно слушать много чужой музыки? Или нет? Иногда приходится сталкиваться с мнением, что она, наоборот, отвлекает от собственного творчества, оказывает слишком сильное внешнее влияние, подрывает независимость музыканта…
— На мой взгляд, все с точностью до наоборот. Наша, не побоюсь этого слова, обязанность — знакомиться с другой музыкой: чем больше, тем лучше. Это же самое элементарное любопытство: когда музыкант перестает быть любопытным — всё, тушите свет. Нет, конечно, не обязательно быть фанатичным коллекционером вроде меня, но совсем не интересоваться другой музыкой, а также, например, литературой или изобразительным искусством — это не круто. Любопытство вознаграждает тебя: сколько интересных идей, сколько интересных новых фактов, интересной новой информации можно почерпнуть из чужих произведений! Для меня это очень важно — развиваться, интересоваться тем, что происходит вокруг. Если я перестану этим интересоваться, то можно просто остаться дома, ничего не сочинять и никуда не ездить.
— Где вы покупаете пластинки? Живьем, в музыкальных магазинах? Или в интернете — на eBay, Discogs и т.п.?
— Я довольно много гастролирую, поэтому многое привожу с гастролей: в каждом городе можно найти два-три хороших магазина, иногда ты встречаешься там с разными людьми, и они тебя тащат куда-то еще — так что это обычное дело. Кроме того, это отличная возможность расслабиться на фоне довольно изнурительной гастрольной жизни: днем сходить в лавку старых пластинок, а вечером давать концерт. Еще в последние годы я занимаюсь сайтом «дискоголиков», и мы там постоянно меняемся музыкой. Это важный момент, потому что я просто не могу позволить себе пластинки, которые стоят по две-три тысячи евро! Я могу только выменять их. А для этого я еще лет 10—15 назад решил, что всякий раз, когда я увижу в магазине хорошую пластинку, которая у меня уже есть, и она не слишком дорого стоит, я куплю еще один экземпляр. Поэтому у меня всегда есть некоторое количество дублей на продажу или обмен — штук 200 в общей сложности: и синглы, и альбомы. У нас сложился такой неофициальный кружок «дискоголиков», человек 40. Так и живем!
© Ziga Koritnik / The Vinyl Factory
— Кто входит в этот кружок? Те, чьи интервью и рассказы собраны в вашей книжке, — Тёрстон Мур, Генри Роллинз, Орен Амбарчи? Кстати, Орен Амбарчи однажды купил у меня пластинку на Discogs!
— Правда? Ха-ха, я не удивлен — он по-настоящему сумасшедший коллекционер, все время что-то покупает. И да, конечно, он входит в наш «дискоголический» кружок — вместе с Тёрстоном Муром, Джимом О'Рурке, Стивеном О'Мэлли… Вообще, если подумать, большинство музыкантов, с которыми я работаю, по совместительству — коллекционеры винила. И, мне кажется, это не случайно!
— Самая дорогая пластинка, которую вы когда-либо купили?
— О, была одна пластинка, за которую я заплатил 2000 евро. Пришлось многое продать ради этого. Для меня это, скорее, исключение, но, видите, иногда и такое бывает.
— Что за пластинка-то?
— Бомба, а не пластинка. Знаете Франсуа Тюска? Да-да, французский пианист. У него был проект: выставка архитектора Ле Корбюзье в начале 1960-х — то ли в музее, то ли даже на Всемирной ярмарке, не помню уже. И к этой выставке они записали сорокапятку — с Доном Черри, Жан-Франсуа Дженни-Кларком… В мире известно не больше десятка экземпляров этой пластинки — музыка там совершенно выдающаяся. Сейчас ее переиздал, кстати, один английский лейбл, но оригинал мне прежде никогда не попадался. А потом со мной связался один чувак и предложил купить у него эту пластинку — и в обмене он при этом совершенно не был заинтересован. Ну что поделать! Пришлось раскошелиться. Но самое главное — внутри пластинки обнаружился набросок, который в моем понимании выглядит абсолютно как рисунок Ле Корбюзье! Это просто невероятно. Нужно, конечно, будет его показать экспертам, но если это правда работа Ле Корбюзье, то вы же понимаете: 2000 евро — это просто ничто. Вообще не цена. И в любом случае вот эту пластинку я уж точно никогда не продам. В ней все уникально — музыка, графика, само ощущение.
— Потрясающе. А вообще к вопросу о «продать»: вы рассматриваете коллекцию пластинок как инвестицию в будущее? Ну то есть — наступят дурные времена и можно будет на ней заработать?
— Ну, конечно, если, не дай бог, произойдет что-то плохое с моей семьей, с моей дочерью или просто не на что жить станет, то я продам все к чертовой матери. Да, я жил с этой музыкой долгие годы, да, я ее обожаю, но ничего страшного. Тем не менее на данный момент, тьфу-тьфу-тьфу, я ничего подобного не планирую!
— А вот представим, что вы приходите в музыкальный магазин во время гастролей. И там пластинки, о которых вы ничего не знаете — никогда не слышали ни одной ноты. Купите что-нибудь просто так, без предпрослушивания? Например, потому что обложка понравилась?
— Да, такое тоже бывает — особенно с сорокапятками: я часто их покупаю просто потому, что вижу, что они изданы на том или ином лейбле, или в тот или иной год, или там играет тот или иной музыкант, или да, обложка интересная. За это я люблю синглы — они легонькие, можно рискнуть, набрать сколько угодно, и они все равно поместятся в багаж.
— А состояние? Вы берете только пластинки в состоянии mint?
— Нет. Я с уважением отношусь к собирателям «минтов», но мне важна музыка и важен сам объект — виниловая пластинка. Конечно, чем лучше состояние, тем охотнее я ее куплю, но без фанатизма. Если мне предложат очень редкую, но запиленную пластинку за 25 евро, что я, мимо пройду? Нет, конечно, — я ее куплю. Винил есть винил — там подразумевается определенный уровень фонового шума и «песка». Так что если пластинка нигде не заедает и не прыгает и если обложка не покрыта пятнами плесени, то я доволен. Но некоторые вещи даже в таком виде все равно возьму!
— По мне, так если по пластинке видно, что она была в употреблении, что ее слушали, — это даже хорошо. Это означает, что вместе с ней ты приобретаешь и ее историю…
— Именно! Эта связь с историей очень важна — иначе почему бы нам просто не покупать переиздания, например? А что, они же все будут в идеальном состоянии! Но никакой исторической ценности они не будут представлять. Моя проблема с переизданиями именно в этом: они все выглядят одинаково. Как мебель из IKEA: одна и та же бумага, один и тот же запах, одно и то же ощущение. Со старыми пластинками все совсем по-другому.
— А как вы относитесь к «возвращению винила», о котором сейчас много говорят? Мол, формат снова в моде…
— По мне, так винил до конца никогда и не уходил, так что не знаю, можно ли говорить о возвращении. Да, сейчас продажи выросли, но если вы посмотрите на цифры, то увидите, что это все равно нишевый рынок. Большинство людей слушают музыку на компьютере, и как музыканта меня это, честно говоря, волнует — что им по барабану качество воспроизведения. Ведь, если слушать много mp3-файлов, они уничтожат вашу способность воспринимать музыку. Не говоря о том, что система «один клик — одна песня», которая сейчас восторжествовала, очень далека от того, чего я хочу добиться, сочиняя и записывая музыку. Я же создаю альбом, подразумевая некую последовательность треков, подбирая к нему подходящую обложку и так далее, — это некий целостный арт-объект, а не песенка тут, песенка там. Поэтому идеология Spotify или iTunes мне совсем не близка — хотя если людям удобно находить так хорошую музыку, то пожалуйста. Но для меня музыка ничем не отличается, например, от поэзии — я люблю читать стихотворения целиком, одной строчки мне недостаточно, она просто не имеет смысла в отрыве от целого.
— Вы издаете музыку только на виниле? Или в том числе и на CD, и в цифре?
— Ну, у CD есть своя польза — с ними удобно ездить, они подходят для промоушена: например, когда мы записываем альбом с The Thing или Fire!, то всегда печатаем промо-диски в специальных бумажных конвертах, которые раздаем промоутерам и журналистам. Так что CD-формат в нашей работе тоже необходим. И, кстати, из бумаги можно делать довольно приятно выглядящие обложки. Главное, что эра типовых пластмассовых кейсов для компакт-дисков наконец-то позади — это было отвратительной идеей с самого начала, и я давно выбросил на помойку все пластмассовые коробки. Они выглядели ужасно, да и для окружающей среды дико вредная вещь. Впрочем, и сами CD как таковые были, увы, неудачной идеей — точнее, стали таковой после того, как их производители договорились про частотный диапазон. Можно ведь было сделать его неограниченным, как у винила, а вместо этого они зачем-то установили верхний предел и нижний предел…
— Зачем это было нужно?
— Понятия не имею! Но факт остается фактом: все, что выше 44 тысяч герц и ниже 20 тысяч герц, обрезается. Да, мы не слышим эти частоты — но, если их обрезать, это влияет на остальные, на те, которые мы слышим! Именно поэтому CD-звучание такое холодное и безжизненное: потому что обрезана значительная часть частотного спектра. Конечно, в большинстве случаев все равно можно наслаждаться музыкой, но тем не менее разница с винилом, по моему ощущению, — просто небо и земля.
— А на какой аппаратуре вы слушаете пластинки? Что-нибудь хай-эндовое?
— У меня в общей сложности четыре вертушки: одна моно, одна стерео, одна для пластинок на 78 оборотов и еще одна наверху, в гостиной. Вполне приличный набор, который меня устраивает, — и даже моя жена обычно улыбается, когда я ставлю какую-нибудь пластинку. Колонки у меня Quad 57 — знаете такие? Мне очень нравится эффект: ты слушаешь музыку в комнате, но такое ощущение, что она звучит повсюду, а не только из колонок. Конечно, споры о том, какое оборудование лучше, не закончатся никогда. Но на самом деле это индивидуально: связано со слушательскими привычками конкретного человека и с пространством, в котором он живет. Я потратил много времени на поиски лучшего аппарата для себя — причем пробовал и дорогие, и дешевые варианты. И в конечном счете пришел к тому, что у меня есть сейчас, — но мне было в определенной степени проще, чем многим другим меломанам, потому что я сам музыкант, моя работа во многом заключается в том, чтобы слушать музыку, и я знаю, на что нужно обращать внимание. Что до хай-энд-аппаратуры, то это еще одна бесконечная история. Моя проблема с ней состоит в том, что в любом сочетании всегда есть слабое звено, которое тебе требуется улучшить. В конце концов ты это делаешь, но тогда что-то другое становится слабым звеном — и ты опять тратишь кучу денег в погоне за неким эфемерным совершенством.
— Но главный-то вопрос — аналог или цифра?
— У меня, если честно, смесь того и другого. Колонки в оригинале были выпущены в 1957 году, но у меня их современная реплика, изготовленная в Германии, частично с новыми внутренностями, хотя и сделанная по старым схемам. Усилитель у меня цифровой, но на звуке это не сказывается. Да, я знаю, что есть много «хардкорных» аудиофилов, которые говорят: только лампы, только то, только это. Ну, пожалуйста — я не против: каждому свое! Меня устраивает тот вариант, с которым я живу сейчас. Впрочем, у меня и слух-то уже не тот, если честно, так что, может быть, мне и не стоит об этом судить!
— После стольких лет коллекционирования — длинный ли у вас wantlist? Или, за редким исключением, все уже есть?
— Ну, пара страничек наберется! И он постоянно пополняется. Возьмите джаз: да, я в основном концентрируюсь на фри-джазе, импровизационной музыке, экспериментальной, но при этом я люблю и покупаю в том числе и более традиционные пластинки: бибоп, хард-боп, свинг. И поэтому это бесконечный процесс — вы никогда не перестанете подстригать траву на своей лужайке, правда же? Да, многие позиции, за которыми я охотился, уже есть в коллекции. Но при этом каждый месяц узнаешь новые вещи, о которых ранее и не подозревал…
— Например? Какие у вас самые яркие находки за последнее время?
— Ну вот, например, мне недавно удалось приобрести пластинку дуэта Масаюки Такаянаги и Каору Абэ. Выпущена очень маленьким тиражом, я даже не думал, что удастся ее найти, но теперь она дома. Фантастическая запись! И то же самое касается еще одной работы Такаянаги — «Eclipse». Вообще на японском рынке огромное количество пластинок, нигде толком не документированных. И сцена там, такое ощущение, бесконечная.
— А русские пластинки у вас есть в коллекции?
— Да, есть какое-то количество. Например, ранние записи трио Ганелина. Ничего особенно редкого, пожалуй, но наверняка я просто многого не знаю. Долгие годы о вашей сцене было очень трудно найти информацию — по понятным причинам. То же самое касается, например, Греции: мы сейчас туда едем с концертами перед приездом в Москву, я дал пару интервью тамошним журналистам, и они меня спрашивали о греческой музыке. Я сказал: ну, что-то я, конечно, слышал, но очень, очень мало. И надо бы узнать побольше. Пожалуй, этим я в ближайшее время и займусь.
Понравился материал? Помоги сайту!