9 октября 2015Академическая музыка
211

«Есть два железных занавеса, которые отделяют нас от понимания средневековой музыки»

Интервью с художественным руководителем фестиваля Musica Mensurata Данилом Рябчиковым

текст: Наталия Сурнина
Detailed_picture© Из архива Данилы Рябчикова

Второй фестиваль средневековой музыки Musica Mensurata пройдет с 11 по 25 октября в Кафедральном соборе свв. Петра и Павла. Его тема — «музыка границ», в афише — три концерта с загадочными названиями. О гостях и программе, жизни средневековых музыкантов и проблемах российской медиевистики рассказал художественный руководитель фестиваля Данил Рябчиков.


— Если не ошибаюсь, ваш фестиваль средневековой музыки — единственный в России?

— Фестивалей старинной музыки в России вообще не так много: Earlymusic в Петербурге, La Renaissance в Москве, другие существовали недолго. Вообще что мы подразумеваем под старинной музыкой? Часто в целом добаховскую, а иногда и послебаховскую. И если считать с момента изобретения нотописи в IX веке, получается, что фестиваль старинной музыки — это фестиваль музыки за восемь веков!

Часто думают, что старинная музыка в известном смысле однородна. Ничего подобного! Даже в период IX—XIV веков разделений больше, чем в музыке от классицизма до нашего времени. Поэтому фестивалей, которые занимаются чисто средневековой музыкой, мало, так как нужно иметь возможность сосредоточиться только на этой эпохе, быть узким специалистом. Я занимаюсь средневековой музыкой 15 лет. У меня был опыт подобных проектов в Нижнем Новгороде, я принимал участие в зарубежных фестивалях, видел, как там все организовано и, конечно, всегда хотел сделать что-то подобное у нас.

— Как состоялось ваше личное знакомство с музыкой Средневековья и чем она вас так захватила?

— Я переиграл всяческую музыку и думал сочинять свою, но в 1998 году мне на день рождения подарили несколько дисков средневековой музыки. Она меня поразила: все, что я сам пытался выразить, оказывается, уже написано. Это было то, что я искал, и я решил посвятить себя этой музыке, постараться понять ее. Говорят, что гениальное — это просто о сложном. Мне кажется, что музыка Высокого Средневековья как раз об очень сложных вещах говорит простым языком. Но эта простота… как простота последних опусов Скрябина: сложная простота. Ее, может быть, сложно исполнить, но звучит она просто.

О развитии невменных закорючек читаешь как исторический детектив, диссертация написана как «Маятник Фуко» или «Имя розы» Умберто Эко.

— Это музыка совершенно особого стиля. Чтобы ее играть, недостаточно получить классическое музыкальное образование, ведь есть проблемы и нотной записи, и манеры исполнения и так далее. Где всему этому можно научиться?

— Попытаюсь обозначить часть проблем. Прежде всего, абсолютно иная нотация. Многие вещи, которые нам кажутся аксиоматичными, неприменимы к средневековой музыке. Например, двоичное деление нот (целая — половинка — четвертинка) — аксиома, которой учат с первого класса музыкальной школы, — в Средневековье не работает. Для них деление на два — лишь один из вариантов; делить можно как угодно, при желании хоть на пять, но это уже тяжело. А на два или на три — легко. В XIV веке были дикие правила, как это делать. Название нашего фестиваля Musica Mensurata значит «размеренная музыка», то есть она как-то делится. А существовала музыка, которая не подчиняется делению или деление очень условно: не 1:2, например, а 1:1.8. Все это в нашу нотацию не перевести. И вообще, что должна означать нотация? Для нас это тоже аксиома: ее цель — максимально точно зафиксировать то, что мы слышим. Но надо понимать, что музыкант для Средневековья — это не инструменталист (для него свое слово — жонглер, менестрель). Музыкант — это только тот певец, который законы понимает. Для них были особые невмы, непереводимые в современную нотацию: они показывали положение гортани, необходимость пропевать или не пропевать согласные, элизию между нотами, вокальный слайд, мелизмы. Существуют трактаты, объясняющие, как все это исполнять. Но в России этому не учат.

— Совсем?

— В последние годы появились отдельные люди, которые могут чему-то научить, хотя официально и не преподают.

— То есть возрождается цеховая традиция «мастер-подмастерье»?

— Это есть и на Западе, например, в знаменитой базельской Schola Cantorum. По сути, сейчас это единственное место, где можно учиться средневековой музыке. Школа была организована между Первой и Второй мировыми войнами, оттуда вышло большинство знаменитых музыкантов, исполняющих старинную музыку: Жорди Саваль, Бенджамин Бэгби, Паоло Пандольфо, Андреас Шолль… Начиная с 70-х годов там начали преподавать теорию и практику средневековой музыки; один из первых выпускников, по-настоящему специализировавшихся на ней, — Бенджамин Бэгби. Есть еще школа в Троссингене, где преподают Кес Боке, виелист и флейтист, и его жена Джил Фелдман, известная певица. Но надо помнить, что репертуар средневековой музыки охватывает с IX по XIV век. Шесть столетий — это объем больший, чем изучают в консерватории. Да, количество произведений не такое огромное, но все же речь идет о десятках тысяч произведений.

Средневековых флейт сохранилось три. Они попали в отхожее место и благодаря особым свойствам среды уцелели до наших дней.

— Все тонкости, о которых вы упоминали, записаны в трактатах. Насколько они доступны в России?

— Интернет за последние несколько лет изменил все. Существуют замечательные сайты, где все трактаты есть на латыни.

— Вы владеете латынью?

— Так себе, средневековой латынью со словариком. Удобнее работать с переводами, но на русском языке их почти нет. Счастье, что Сергей Лебедев перевел труды Боэция и Иоанна де Грокейо, но ведь трактатов громадное количество. Есть хорошие английские переводы, буквально в прошлом году вышла потрясающая книга Томаса Келли об истории нотации «Capturing music: The Story of Notation». Но книги чаще бывают научно-популярными, а лучшие исследования можно найти в диссертациях. Кроме того, научные работы на английском написаны не таким сухим языком, как принято у нас. Например, диссертация Джона Хэйнса по нотной палеографии посвящена тому, как менялась форма написания нотного знака в средневековой музыке. Только на основе этого он сделал выводы, которые разбили некоторые теории, существовавшие десятилетиями! При этом о развитии невменных закорючек читаешь как исторический детектив, его диссертация написана как «Маятник Фуко» или «Имя розы» Умберто Эко. Кроме того, люди, занимающиеся музыкой Средневековья, очень открыты, есть несколько групп в Фейсбуке, где они выкладывают свои работы, обсуждают их.

— Фестиваль в этом году проходит второй раз. По итогам первого что-то в нем изменилось?

— Стимулом к проведению первого фестиваля стала досада: в Европе я вижу потрясающих музыкантов и знаю, что ни они, ни музыка, которую они играют, абсолютно не известны в России. Я подумал, что, кроме меня, их никто не пригласит. На первый фестиваль приезжал Ensemble Leones, лучшие исполнители миннезанга за всю новейшую историю начиная с 50-х годов ХХ века. Это феномен, который необходимо увидеть и услышать.

Звезды прошлого фестиваля — ансамбль Leones


В этом году в России впервые выступит Норберт Роденкирхен, гениальный флейтист, участник знаменитого ансамбля Sequentia. Я знаю буквально двух-трех человек, которые так потрясающе владеют флейтой в музыке с IX по XXI век.

— Названия концертов фестиваля экзотичны. Первый, как я понимаю, будет построен вокруг легенды о Гамельнском крысолове, которую мы знаем из сказки братьев Гримм.

— У нас принято переводить «Гамельнский крысолов», а вообще сказка называется «Пестрый дудочник». Под этой чудесной сказкой есть легенда, а под легендой — реальные события. В летописях зафиксировано, что в один день 1284 года из города ушло много юношей и девушек. Ученым удалось сопоставить легенду с историей: после крестовых походов по немецким городам ходили люди и зазывали рекрутов переселяться в другие области, чтобы происходило онемечивание территории. Один человек смог увести столько юношей и девушек, что для города это стало потрясением, и, по крайней мере, последующие три века в летописях постоянно пересказывалась эта история. До сих пор в Гамельне ежегодно проводится День крысолова.

Фрагмент альбома Роденкирхена «Гамельн 1284»



— Роденкирхен будет выступать в роли загадочного флейтиста? Будет какой-то элемент театрализации?

— Нет.

— То есть в море или в лес он никого за собой не поведет?

— Вот уж не знаю! Но магическое впечатление обещаю. В Средневековье флейта считалась бедняцким инструментом, флейтистам не разрешали играть в церкви. Норберта, я уверен, везде бы пускали. В его руках флейта — что-то живое, слушая его, забываешь о механике, возникает ощущение магии. Я иногда музыкантам говорю, что мы — дофаминные наркоманы (это один из гормонов, который отвечает за чувства, связанные с удовольствием). Так вот этот концерт чисто «наркоманский», на который нужно как за дозой сходить.

Для меня эта программа интересна еще и другим. Тема второго фестиваля — «музыка границ», мне кажется, что на границах создается самое интересное искусство: на границе ислама и христианства родились суфии, на границе исламского мира и индуистского — североиндийские раги. А есть средневековая граница расселения славянских народов, она проходила через Померанию, то есть как раз через те земли, куда пестрый дудочник увел молодых людей. На этой территории князья оставались славянами, среди них был Вислав, князь Руянский, или Вицлав фон Рюген. Он был известным миннезингером, много его сочинений сохранилось в знаменитой Йенской рукописи XIII века. Они будут звучать на концерте, и наконец-то можно будет услышать самую древнюю сохранившуюся славянскую музыку в Москве! Это, по-моему, чудесно само по себе! Ведь после монгольского нашествия от славянской музыки, к сожалению, у нас мало что сохранилось. Правда, есть чудесные кондаки, благодаря палеовизантийской нотации их расшифровки были сделаны в Университете Британской Колумбии.

— Славянские рукописи расшифровали в Канаде?!

— Не буду плохо говорить об отечественных музыковедах, но я не раз сталкивался с тем, что «Россия — родина слонов». В данном случае они говорят, что это неполные расшифровки, часть знаков расшифрована предположительно. Но, по мне, гипотетическая расшифровка на основании четкого материала куда лучше, чем никакой!

— Вы вместе с Роденкирхеном будете участвовать в первом концерте.

— Да, буду читать летописи XIII—XV веков, где рассказана история о Крысолове, и стихи Вислава в переводе на русский язык. А значит, мы наконец услышим тексты самого первого из известных нам славянских поэтов.

Средневековый монастырь — это, помимо прочего, гостиница и дом культуры.

— Музыка этого концерта как-то связана с легендой о Крысолове? И на каких флейтах будет играть Норберт?

— Это музыка того времени, связанная либо с Гамельном, либо с Померанией. Кроме того, Роденкирхен будет играть собственные реконструкции произведений полабских славян. Флейта — инструмент, которому повезло. От большинства инструментов остались только описания, а средневековых флейт сохранилось три. Они попали в отхожее место и благодаря особым свойствам среды уцелели до наших дней.

— Серьезно?

— Абсолютно. Как в Новгороде многое сохранилось благодаря болотам, так и флейты XIV века сохранились в нужнике. Это блок-флейты и поперечные флейты, их строй близок к 440 Hz, как ни странно. Самая древняя сохранившаяся флейта сделана из кости лебедя, у Норберта такая есть: совсем маленький инструмент, его почти не видно в руках, и он свистит в третьей октаве.

— Вы говорили, что флейтистов в церковь не пускали, то есть музыка будет светская. А где же она записана, ведь тогда была устная традиция?

— Естественно. Даже церковная музыка того времени в известной степени — устная традиция. Мы можем утверждать, что записывали порой через десятилетия после того, как все это звучало. Сам феномен записи — факт утраты традиции, точнее, попытка ее зафиксировать. Иногда же сочинения записывали, чтобы преподнести в подарок.

Музыка в основном сохранялась в монастырях, о которых у нас сейчас постреформационное представление. А средневековый монастырь — это, помимо прочего, гостиница и дом культуры. Где остановиться в путешествии знатному человеку? У аббата, других нормальных мест нет. Где найти увеселения? В монастыре, потому что именно там обучались музыканты. А держать постоянно таких профессионалов при дворе — денег не хватит.

Есть легенда XIV века, что ландграф Тюрингии, услышав эту притчу с музыкой, вдруг осознал, что Божественное милосердие не снизойдет на него, впал в депрессию и через несколько недель умер. Вот это сила воздействия музыки!

— Им хорошо платили?

— Таким музыкантам — безусловно. Ведь человек посвятил музыке всю свою жизнь. А сколько стоили инструменты! Говорят, что все средневековые музыканты ходили с ними по дорогам — ну что вы! У него инструмент порой больше стоил, чем крестьянин за год зарабатывает, не будет он никогда с ним по дорогам ходить! Существовала даже португальская народная песня «У меня нет инструмента, я играю на сковородках». Музыкантам дарили шубы, перстни, золото. А вот потерять покровителя — это был конец.

— То есть они развлекали его не как вассалы?

— Нет, чаще музыканты были наемными. Кстати, порой они оказывались единственными образованными людьми в окружении знатного вельможи и становились секретарями, как, например, Гильом де Машо. А монастырь был местом интеллектуального досуга. Кроме того, в XII веке аквитанские монастыри имели право Pax Domini, и когда два рыцаря начинали междоусобицу, приходил аббат и мирил их. Как? Напейтесь и миритесь! На пиру нужна культурная программа — давайте мы вам назидательную мистериальную драму покажем. Одна из первых европейских музыкальных драм — «Жених» — как раз и будет исполнена во втором концерте. Она была создана в монастыре Сен-Марсьяль, в ее основе лежит известная притча о десяти девах из 25-й главы Евангелия от Матфея. Она была очень популярна. Есть легенда XIV века, что ландграф Тюрингии, услышав эту притчу с музыкой, вдруг осознал, что Божественное милосердие не снизойдет на него, впал в депрессию и через несколько недель умер. Вот это сила воздействия музыки!

— А где вы взяли текст? На каком языке он написан?

— В Парижской национальной библиотеке, где находится большая часть сен-марсьяльских рукописей. Язык — средневековая латынь и окситанский. Это показатель, что драма не литургическая: ну какой окситанский язык в литургии? «Жених» — паралитургическая драма, и таких сочинений много.

© Из архива Данилы Рябчикова

— Ну а что там за музыка?

— Это очень интересная тема. Есть два железных занавеса, которые отделяют нас от понимания средневековой музыки. Первый опустился еще в середине XIV века, когда из-за эпидемий оспы и чумы за двадцать лет вымерла половина населения Европы, волки доходили до Парижа, культура упала… Появились неграмотные певцы и священники. А в XIX веке катком по средневековой музыке прошлись романтики. Из-за них многие рукописи утрачены навечно (растащены, утеряны, сгинули в частных коллекциях), а многие наши представления о Средневековье — романтические бредни, которые, увы, до сих пор никуда не делись, в том числе из наших учебников. Романтики были убеждены, что музыка связана с эмоциями, а в Средневековье считалось, что эмоциональное пение неуместно, музыка — про другое. И драма «Жених» — прекрасный тому пример. В ней много персонажей — Церковь, Судья, Жених, девы, купцы, архангел Гавриил — и буквально четыре мелодии, которые не меняются в зависимости от того, что происходит. Мелодия не несла эмоциональной окраски, у нее другие функции, эмоция должна была рождаться у слушателя. Цель средневековой музыки этическая, а не эстетическая. С другой стороны, музыка существовала как одно из семи свободных искусств, а поэтика была лишь ее частью. Тогда не было глагола «прочесть стихи», стихи «пели». Музыкантов увлекали фонетика, размер, обыгрывание тонкостей поэтического текста. В этом и есть кайф.

— Но мы-то окситанским не владеем.

— Обязательно будет перевод. В этих сочинениях важно понимать смысл, и когда мы делали подстрочник, старались, чтобы слова внутри фразы не сдвигались и слушатели могли следить за игрой текста и музыки.

— Третий концерт называется «Львы Брабанта».

— Мы привыкли, что центром средневековой музыки считается Париж. Ну, был еще двор Альфонсо Х Мудрого и Авиньонский двор. Но оказалось, что четыре человека из Брабанта полностью изменили светскую средневековую музыку. Герцогство Брабант располагалось на языковой границе, где сосуществовали старофранцузский и средненемецкий языки. Генрих III Добродушный, герцог Брабанта и вассал императора Священной Римской империи, говорил и писал по-немецки, но был известным трувером. Его сын, Ян I Победитель, мирно вышел из вассалитета империи (уникальный случай!), его двор говорил по-французски, а сам он предпочитал писать песни на немецком языке и был известным миннезингером. Портрет Яна есть в знаменитом Манесском кодексе, где сохранились самые известные средневековые изображения музыкантов. Кстати, при нем на гербе Брабанта и появились львы.

Средненижненемецкий — мой персональный фаворит, любимый язык из всех тогда существовавших. Я не силен в его грамматике, но стихи на нем кажутся мне удивительно прекрасными.

Матильда, сестра Генриха, вышла замуж за Робера I Артуа, во время ее регентства небольшое графство Артуа стало центром искусства труверов, а в Аррасе существовало светское братство жонглеров и горожан, первое музыкальное сообщество в истории Европы! Множество труверов, в том числе знаменитый Адам де ла Аль, — из Арраса. При Матильде создавались уникальные рукописи, сохранившие до наших дней несколько сотен произведений труверов. А дочь Генриха, Мария, стала королевой Франции. Благодаря ей при дворе снова зазвучала музыка, умолкшая при Людовике Святом. Именно с Марией связывают моду на мотеты и создание основной рукописи, донесшей до нас шедевры этого жанра, — кодекса Монпелье. Вот так два поколения представителей не самого известного герцогства оказались в центре музыкальной культуры XIII века. И это уже не просто курьез, это — удивительное явление и загадка.

Программа «Львы Брабанта» очень важна для меня, она продолжает тему границ, в данном случае языковых. В концерте будет звучать музыка на старофранцузском, старопикардийском, окситанском, средневерхненемецком и средненижненемецком. Средненижненемецкий — мой персональный фаворит, любимый язык из всех тогда существовавших. Я не силен в его грамматике, но стихи на нем кажутся мне удивительно прекрасными. Исполнять песни на средненижненемецком будет Марк Левон — лучший исполнитель миннезанга, специалист по средневековой немецкой филологии, окончивший Гейдельбергский университет и Schola Cantorum Basiliensis, пожалуй, единственный человек, который с таким пониманием поет на этом языке. Кроме того, он — один из лучших исполнителей на гиттерне, средневековой и ренессансной лютне.

— Кто еще участвует в концертах?

— Драму «Жених» будет исполнять молодой российский ансамбль Ensenhas, а с Марком Левоном в последнем концерте выступит российско-швейцарский ансамбль Labyrinthus.

Ансамбль Labyrinthus


— Понятно, что мы никогда не узнаем, как звучала музыка Средневековья. И все же можно ли судить, насколько близко к оригиналу вы ее исполняете?

— Как это было в действительности, не скажет никто. Но можно утверждать, что наше исполнение не противоречит всем имеющимся знаниям. А знаний много: какие были инструменты, в каких ансамблях они звучали, фразировка, мелизмы… С темпами проще: у нас не барокко, темп задает биение сердца.

— Барочники нередко спорят между собой на тему аутентичного исполнительства. У медиевистов есть какие-то общие неписаные законы? Или существуют разные направления?

— Барочное историческое исполнительство гораздо популярнее, чем Ренессанс или Средневековье. С одной стороны, это совсем другой рынок с иными зарплатами, иным количеством концертов, но как посмотришь на ту крысиную возню, которая порой там происходит, понимаешь, насколько лучше у нас. Впрочем, теперь и термин «Средневековье» стал маркетинговой фишкой. И это удивительно, ведь придумали его как негативный — средние, невнятные века между античностью и ее возрождением. А теперь наоборот — «средневековое» привлекает.

Возвращаясь к канонам. Конечно, любое образование диктует как писаные, так и неписаные правила, и Базельская школа не исключение. Историческое исполнительство по определению опирается на сведения из трактатов, поэтому, конечно, есть общие законы. А вот идея неписаного канона, который придуман не в Средневековье, мне не нравится. Могу лишь добавить, что все ансамбли, принимающие участие в фестивале, — на передовой линии науки, и большинство произведений будет исполняться в России впервые.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319759
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325172