22 мая 2018 года в Центральном доме литераторов прошел вечер, посвященный завершению премии «Поэт» и открытию премии «Поэзия». С главой оргкомитета новой премии — писателем и телеведущим Александром Архангельским поговорил Глеб Морев.
— Логично, наверное, в начале разговора подвести некий итог деятельности премии «Поэт», на смену которой приходит новая премиальная институция. «Поэт» задумывался, если мне не изменяет память, как русский аналог Нобелевской премии, как «премия пантеона» в сфере поэзии. Когда такой пафосный и, по идее, долгоиграющий проект вдруг закрывается — впору подумать о причинах его неудачи. Пантеон подразумевает консенсус. Понятно, что при чрезвычайной фрагментированности литературного поля количество консенсусных фигур изначально было ограничено. Но даже в этой логике траектория «Поэта», на мой взгляд, отличалась своего рода нервозностью и мало приличествующими столь монументальной премии эскападами — вроде катастрофического faux pas с награждением на втором году существования премии Олеси Николаевой или экстравагантного выбора хорошего барда Юлия Кима. Со стороны создавалось впечатление, что когда в жюри не берет верх одна из литературных партий, то оно в целом готово на самые невнятные решения (награждение поэта Русакова, например), нежели на какой-то радикально-концептуальный шаг в эстетическом пространстве — типа, скажем, премирования Льва Рубинштейна. В результате оказалось, что идеология консенсуса в наших условиях не работает. Так это видится снаружи. А изнутри?
— Изнутри чего? Я никогда не был связан с премией «Поэт», только радовался ей «снаружи». По мне, так чем больше премий, основанных на самых разных, пусть взаимоисключающих, принципах, тем лучше. У премиальных сюжетов с установкой на монументальность есть свои преимущества. Когда вокруг все слишком легкое, должен быть и гранит. А то, что в премиях престижа нет и не может быть вечного консенсуса, во-первых, неизбежно, во-вторых, хорошо: борьба литературных партий и в Нобелевском комитете заметна. И, как мы знаем, не только литературных — с лагом в 50 лет открываются документы, связанные с конкретным присуждением, и хорошо видно, что размены одних фигур на другие происходили не только по художественным основаниям. С тем, что какие-то лауреаты «Поэта», в том числе названные вами, недостойны своего лауреатства, категорически не согласен. При том что мне как читателю не все было близко. Но с момента, как я согласился поучаствовать в запуске новой премии, связанной с поэзией, я потерял право на критические замечания в адрес поэтов; принимаю великий обет молчания про то, что мне нравится, только «давайте восклицать».
Другой вопрос — о границах эстетического компромисса. Наверное, при установке на безусловный литературный результат сложнее двигаться в сторону неочевидного, но та же Нобелевская премия не раз, особенно в последние годы, открывалась этому самому «неочевидному», от Алексиевич до Дилана. Просто лично мне понятнее подвижные, непредсказуемые, рискующие премиальные модели. Легкая артиллерия в городских условиях мобильнее танковой колонны.
— Надо ли понимать это как метафорическое описание новой премии в качестве «легкой артиллерии»? В чем будет состоять ее риск и какова будет, продолжая милитарную метафорику, ваша стратегия боя на литературном поле?
— Ну хорошо, сам вбросил метафору, сам теперь буду выпутываться. Во-первых, пушки будут заряжены фейерверками, мы ни отстреливаться, ни нападать не собираемся. Стратегия — радоваться. Во-вторых, риск премии — оборотная сторона преимущества. Поскольку здесь не будет постоянного жюри, оно должно минимум раз в два года меняться, а председатель — ежегодно, то невозможно угадать, кто угодит в лауреаты. И невозможно жестко ограничить поколенческое, направленческое присутствие. Ни с какими из реально конкурирующих групп, «стилистических союзов», генераций премия ассоциироваться не будет. Это, по-моему, хорошо. Но, стало быть, невозможно и подсказывать литературному процессу, куда ему двигаться. Будут, видимо, обвинения в легковесности. Монументальным премиям в известном смысле проще — есть группа поддержки, в целом принимающая предлагаемый ими канон, есть группа отказа, для которой этот канон неприемлем. Более или менее понятно, как реагирует среда на премии «направленческие». А здесь как угадаешь реакцию? Ну ничего, литературная жизнь должна быть извивистой. Но возвращаясь к разговору о стратегии: я не буду участвовать в жюри, только проводить его заседания. Так что мои вкусы и пристрастия останутся за чертой премии.
— Тут, разумеется, важны технические подробности. Кто войдет в состав жюри? Если «Поэт» вручался за общий вклад в литературу, так сказать, за выслугу лет, то новая премия, как я понимаю, будет ориентирована на текущий литературный процесс, на новые тексты? В ней будет одна номинация или больше?
— На первый вопрос ответить пока не могу — премиальный процесс запускается с 2019 года. Жюри будем формировать в декабре, 10 февраля, в день смерти Пушкина и рождения Пастернака, представим публике. И тогда же начнем собирать заявки. В этом году появятся активно работающий сайт, поэтический YouTube-канал, на котором будут размещаться видео со «стихотворением дня», «недели», «месяца». Ну и сама премия будет для меня в значительной мере информационным поводом, чтобы вокруг нее завихрялась медийная история, причем втягивала не только лауреатов и даже не только претендентов (лонг-лист объявляем, шорт-лист нет), но и самых разных современных поэтов, пишущих по-русски. Мобильная камера в телефоне — достаточное техническое средство, чтобы преодолеть пространственный разрыв.
Номинаций будет три. Стихотворение года — именно стихотворение, чтобы участвовать могли не только те, у кого есть книги, но и те, у кого новая книга только складывается, а цикл или одно стихотворение из нее уже опубликованы. Поэтический перевод года — неважно, какого автора, современного или старинного. И критика года — статья, книга, эссе о современном русском поэте или сегодняшней поэзии в целом.
— Не секрет, что для институционального веса премии важны не только присутствие в жюри авторитетных экспертов, но и денежный капитал. В, так сказать, прозаическом сегменте у крупных премий понемногу выстраивается нижняя планка в миллион рублей. «Поэт» изначально заявлял о 50 000 долларов США. Каков будет размер «Поэзии» и кто является ее спонсором?
— По-моему, по-разному бывает. Вы же отказались от яблока и бутылки водки на Премии Андрея Белого не потому, что этого мало, а потому, что принципиально разошлись с ней, с ее «перехватом». А так — отличное материальное содержание. Гонкуровская премия была 50 франков. Мы в «Просветителе» никогда на миллион не замахивались. Сумма — это тоже к разговору о монументальности. Как минимум в первый год в «Поэзии» будет три номинации по 300 000 рублей каждая. Потом посмотрим. Зато будет много других трат — на съемки, трансляции, сети, активно работающие новостные потоки. «Выход на люди» — не раз в год, а куда чаще. Сопутствующие проекты — со студентами, которые уже сейчас работают над мультимедийным расширением, со школами, которые хочется соединить с современностью, с сегодняшней поэзией. На связь с регионами, библиотечную программу — словом, на все, что будет расширять сферу бытования поэзии, способствовать тому, чтобы ее охотнее издавали. Мне кажется, что это более осмысленные вложения.
Новую премию, равно как с 2011 года «Поэта», поддерживает фонд «Достоинство» (до этого спонсором «Поэта» было РАО «ЕЭС России»). Анатолий Чубайс — предваряю ваш следующий вопрос — инициирует саму премию, но не вмешивается в ее управление.
— Упомянутые вами реалии эпохи гаджетов — мобильная камера в телефоне, YouTube-канал, видео, сайт — как-то, признаться, до сих пор мало вяжутся с бытованием русского поэтического слова. Не вспомню YouTube-канала или просто видео со стихами ни у кого из крупнейших наших поэтов независимо от возраста, кстати, — я говорю здесь о людях от сорока до восьмидесяти лет. Значит ли это, что премия ориентирована на молодую или даже молодежную аудиторию, где действительно приживаются новые формы репрезентации поэтического?
— Спасибо за вопрос, он очень важный. Есть, как мне кажется, две равновеликие опасности: поколенческий расизм и поколенческое же высокомерие. То есть: если премия ставит в неравное положение пожилых и молодых авторов (если это только не «Дебют» или «Лицей»), если она отличается комсомольской резвостью в заигрывании с «младшими», то она никуда не годится. Но если она не считается с появлением новых поколений читателей, если она высокомерно отворачивается от них, брезгует привычными им формами существования культуры, она тоже обречена. Поэтому я сделаю все, от меня зависящее, чтобы было обеспечено полное поколенческое, гендерное, стилевое равенство поэтов. И чтобы были учтены интересы молодых читателей. Новых, которые на подходе. Одно из условий подачи на конкурс — стихотворение, перевод, статья должны быть опубликованы. В бумажном или электронном виде — неважно. Главное, чтобы текст читался «с листа». А вот дальше могут включаться и свет, и звук, и открытые публичные площадки от Парка культуры в Москве до Ельцин-центра в Екатеринбурге. В общем, ни сегрегации, ни высокомерия.
— Как будет устроен механизм номинирования и каковы его критерии? Стихи — дело такое: несмотря на разговоры о социальной маргинализации поэзии, в рифму или без продолжают писать десятки тысяч, от бывших министров вроде Дворковича и Улюкаева и бизнесменов типа Гуцериева до безвестных генераторов контента на сайте «Стихи.ру». Жюри рискует оказаться погребенным под грудой текстов. Считается ли публикация, как сейчас говорят, «в интернете» публикацией? Или фейсбук поэта — пусть даже знаменитого — это для вас своего рода самиздат?
— Сегодня есть концепция премии, положение будет опубликовано позже. Там формулировки будут отточены и проверены у юристов. Но принципиальные вещи очевидны. Выдвигать могут только издания, неважно, печатные или электронные, которые регулярно пишут о поэзии и/или публикуют стихи. Например, и Кольта, и «Горький», и Textura, и «Знамя», и «Урал». Издатели, выпускающие поэтические книги (не сам-себя-издат, по крайней мере, на первом шаге). Оргкомитет. Жюри. Публикацией, по опыту «Просветителя», я бы считал все, что появилось на площадке, по закону приравненной к СМИ. То есть более 3000 подписчиков. Повторюсь: выдвинуть себя автор не сможет, поэтому шквала графомании не предвижу. Хотя графоманы — люди ловкие, найдут слабые места; пожалуй, я погорячился, сказав, что пушки будут заряжены только фейерверками. Нет, оборону тут держать придется. Но будет еще один фильтр, до жюри. Несчастный и жертвенный оргкомитет, включая меня. Жюри получит три списка (по числу номинаций) по 15 номинантов максимум в каждом.
— И последний вопрос: почему вы решились на такой нетривиальный шаг, как отсутствие шорт-листа?
— Поэтам в нашем обществе «недодано». Нестерпимо мало институтов поддержки, слишком мало способов выразить им свою благодарность, свою признательность. Как следствие — обостренное чувство любой несправедливости. Шорт-лист интересен для медиа и часто ставит поэтов в болезненное положение: кто лучше, кто хуже. А никто не хуже. Все лучше. А вокруг лонг-листа можно строить долгую историю, рассказывая о каждом поэте, критике, переводчике.
Понравился материал? Помоги сайту!