10 июня 2019Кино
110

«Я бы не стал называть опасностью то, что взгляд режиссера наделен желанием»

Киновед Михаэль Бауте — о недовольстве Фассбиндером, мужском и женском взглядах и своей кинопрограмме «Маскулинность»

текст: Анна Меликова
Detailed_pictureКадр из фильма «В моей комнате»

Очередной фестиваль немецкого кино Blick, который пройдет 13—16 июня в ЦДК, посвящен вопросам гендера, заданным в довольно радикальной в наши времена перспективе маскулинности, и ее всевозможным аспектам — от биополитических до исторических. Фестивальный паблик-ток на тему «Маскулинность в кино» состоится 15 июня в Мультимедиа Арт Музее. Куратор программы — киновед Михаэль Бауте (кроме всего прочего — специалист по творчеству Харуна Фароки). Анна Меликова поговорила с Михаэлем о репрезентации маскулинности в кино и ее трансформациях, а также об актуальных вопросах гендерной квоты и режиссерской этики.

— Чья была идея сделать программу, посвященную маскулинности?

— Идея принадлежит Гете-институту в Москве. Еще два года назад в разговоре с Саскией Валькер, с которой я составлял программу о фильмах Харуна Фароки, Астрид Веге, руководитель культурных программ Гете-института в Москве, предложила идею сделать программу о маскулинности. Задумка была в том, чтобы архаичному образу маскулинности, востребованному в сегодняшней России, противопоставить другой современный образ мужчины. Предложить другой способ размышления на эту тему. Когда меня спросили, возьмусь ли я за эту программу, я сначала был настроен скептически, потому что не являюсь экспертом в кино, занимающемся гендерной темой. Поэтому, возможно, фильмы, собранные мною, покрывают не все аспекты маскулинности, которые можно было бы ожидать от программы на такую тему.

Михаэль БаутеМихаэль Бауте© Markus Nechleba

— То есть для Германии ты сделал бы другую программу?

— Нет, как куратор я должен был освободиться от определенных ожиданий извне. Я выбрал фильмы, сами по себе представляющие, на мой взгляд, интерес. Это фильмы, которые я сам рад пересматривать. У них нет задачи убеждать других людей в чем-либо. Я пытался найти фильмы, которые показывают маскулинность как нечто нестабильное.

— Какие еще были критерии отбора?

— Фильмы не должны были быть старыми.

— При этом в твоей программе есть фильм 1989 года — «Каминг-аут».

— Да, это один из последних фильмов, профинансированных ГДР. Но это исторически важный фильм, если говорить о процессе осознания человеком собственных иных сексуальных преференций.

Кадр из фильма «Каминг-аут»Кадр из фильма «Каминг-аут»

— Мне показалось, что ты хотел именно проблематизировать процесс каминг-аута, поэтому взял старый фильм, так как в современной Германии личная гомосексуальность не является проблемой.

— Это отчасти так. «Каминг-аут» — это психологически конвенционально рассказанный фильм, где процесс осознания своей, так сказать, «ненормативности» показан очень достоверно. Я сам не гей, но мне подтверждали другие люди, что процесс каминг-аута похож на второе рождение. И фильм, на мой взгляд, и сейчас работает. Я не хочу обесценить достижения современных ЛГБТ-фильмов. Но, готовясь к программе, я посмотрел довольно много современных фильмов, которые несли в себе сильный активистский посыл, однако многие из них остались для меня эстетически неубедительными, так как они чересчур хотят продвинуть определенное высказывание. А фильмы, которые я выбрал, возможно, не напрямую вписываются в повестку дня, но в них все равно мужской персонаж в центре повествования, и они предлагают разные нормы поведения. И мне показалось, что это поведение решено интереснее, чем в активистских фильмах. Эти фильмы рассказывают о другой чувствительности при восприятии мужского персонажа и наблюдении за ним. Они говорят о том, что представление о маскулинности в последние 10 лет очень трансформировалось.

— Валеска Гризебах специально проводила огромное количество интервью с мужчинами, работающими на стройке, расспрашивала их о том, что они думают о «маскулинности», и на основе этого исследования писала сценарий «Вестерна». Как тебе кажется, режиссеры других фильмов ставили перед собой такую же задачу?

— Думаю, Марен Аде ставила. В фильме «Все остальные» ее интересовало, как функционируют гетеросексуальные отношения, в которых существует великое множество ролей, и как можно иронично использовать эти роли, в том числе мужскую. Фильм Ульриха Кёлера «В моей комнате» — это актуализация истории Робинзона Крузо, где мужчина должен определиться с собственным местом в опустевшем мире. Из-за того, что социальное вдруг исчезает, можно найти собственную роль, к которой тебя больше никто не принуждает извне.

Кадр из фильма «Вестерн»Кадр из фильма «Вестерн»

— Есть такое понятие male gaze («мужской взгляд»), введенное теоретиком кино Лаурой Малви. Для мужчин-режиссеров женщины очень часто — проекции их собственных фантазий и желаний. Существует ли такая опасность в том случае, когда мужские персонажи создаются женщинами-режиссерами?

— Я бы не стал называть опасностью то, что взгляд режиссера наделен желанием. Лаура Малви написала этот идеологический текст в 70-е, и она критически высказалась по поводу методов изображения женских персонажей. Но мне кажется, что создание фетиша и объекта желания происходит в процессе просмотра фильмов. У трех режиссеров, которых мы сейчас обсуждаем (Марен Аде, Валеска Гризебах, Ульрих Кёлер), есть эротизация тела. В «Вестерне» заметен беззастенчивый взгляд камеры, зачарованной телами. Главный герой фильма — высокий, худощавый, спокойный Майнхард. В силу своего роста он смотрит немного свысока на ситуацию, и мы чувствуем его мускульный контроль. У персонажей других фильмов — накачанные тела бодибилдеров, которые тоже показаны открыто, беззастенчиво. В документальном фильме «Принц бокса» речь идет о моделировании такого тела. Там есть рекламный материал из 60-х и 70-х годов, где Норберт Групе стоит рядом с древнегреческой статуей. Мы видим, как представления об идеальном мужском теле переносятся в популярный спорт и поп-культуру. В found footage фильме «Человек», дающем срез западного кино, где есть одержимый страхом мужской персонаж, тоже чувствуется интерес к телесности. В фильме «Самурай» режиссера Тиля Кляйнерта меня интересовали эмоции, одолевающие полицейского, и то, как они проецируются на фантазийную фигуру воина… Этот образ тоже наполнен желанием. А желание всегда связано со страхом.

Кадр из фильма «Принц бокса»Кадр из фильма «Принц бокса»

— В твоей программе есть два фильма, сделанных женщинами. Можешь сравнить их взгляд на мужчин?

— Это очень разные фильмы. Но мне кажется, что оба этих фильма, в отличие от фильмов, сделанных мужчинами, имеют интересную дистанцию. Мужское рассматривается там как чужое. В «Вестерне» чувствуется этнографический интерес, интерес исследователя, который Валеска транспонирует в классический жанр вестерна, где необходимы конфликты внутри группы и за ее пределами. Это патриархальное общество деревни, где женщины играют важную роль, но решения принимают мужчины. Возможно, именно из-за того, что у Марен и Валески другая гендерная принадлежность, они могут точнее наблюдать за мужчинами. Мне кажется, что в «Вестерне» и «Всех остальных» какая-то другая телесность. Не знаю, можно ли это назвать «женским взглядом». Конечно, многое зависело от кастинга. Ларс Айдингер, игравший у Марен, — это мужской персонаж, но в нем есть что-то мягкое, женское…

— В фильмах «Все остальные» и «В моей комнате» есть сцены, где мужские персонажи танцуют. И это очень похожие танцы — с мягкой пластикой, иронично-балетной…

— Да, во всех фильмах Ульриха есть скепсис по отношению к стереотипному представлению о том, каким должен быть мужчина. И он это делает не только через поступки персонажей и диалоги, но также и через телесность.

Кадр из фильма «Все остальные»Кадр из фильма «Все остальные»

— Как меняется представление о маскулинности во времена #MeToo?

— Конечно, движение #MeToo, разоблачающее мужское злоупотребление властью, сильно изменило понятие маскулинности. Но, к сожалению, я не нашел достойного фильма, который бы говорил об этом поворотном моменте. Это пробел в программе.

— Что ты думаешь про женскую квоту? По статистике, в Германии режиссерское образование получает примерно равное количество мужчин и женщин. Но в профессии остаются 23% женщин и 72% мужчин.

— Я думаю, что женская квота — это хорошее политическое средство, чтобы скорректировать асимметрию. Меня, конечно, тоже можно упрекнуть в том, что в моей программе неравное количество фильмов, сделанных мужчинами и женщинами. Но я все-таки пытался показать не только мужской взгляд на эту тему. Я преподаю в DFFB, и там очень много студенток. Я вижу, что они так же талантливы, как и мужчины-студенты. Поэтому структурные меры, поддерживающие женщин, необходимы.

— На Мюнхенском фестивале, который скоро состоится, будет дискуссия на тему «Интимность перед и за камерой», где эксперт по вопросам интимности Ита О'Брайан, присутствовавшая на съемках сериала Netflix «Половое воспитание», расскажет, как она следит за тем, чтобы во время съемок сексуальных сцен актеры чувствовали себя комфортно и защищенно...

— Я первый раз слышу, что существует такая инициатива. Но, мне кажется, это нормально. Многие вещи, которые раньше считались само собой разумеющимися, сейчас ставятся под вопрос.

— А если бы такая инициатива существовала, например, во времена Фассбиндера?

— Фильмы Фассбиндера — это всегда фильмы про власть. У него есть фильмы, которые делались фактически коммуной, в этом было что-то сектантское. Он был неким гуру с огромным авторитетом. И часть этого процесса включала в себя унижение. Я никогда не был по-настоящему поклонником Фассбиндера. Потому что многие его фильмы вызывали во мне непродуктивное смущение. Я понимал, что странные, своеобразные вещи происходят не только перед камерой, но и за ней. И меня это всегда беспокоило. Конечно, фильмы должны вызывать беспокойство и дискомфорт — но не методы их съемок!

— Какие у тебя самого возникли первые ассоциации со словом «маскулинность»?

— Мне почти 50. И для меня по-прежнему непростая задача — выяснить, что значит для меня самого моя маскулинность. Помимо биологической правды есть еще и социальная, экономическая, эротическая. При поиске фильмов для программы я думал о том, какое определение маскулинности я сам могу дать. И заметил, что это очень вариабельное понятие. В любом понятии — и в «маскулинности» тоже — заложен потенциал для конфликта.

— Ты уже бывал в России, и наверняка тебе бросилось в глаза, что мужчины в Германии и России сильно различаются.

— В России у мужчин есть определенная броня. Они упакованы в свои мускулы, но при этом выглядят очень напряженно. Их маскулинность превращается в мускулистость и готовность к агрессии. Хотя чем больше я общаюсь с людьми в России, тем свободнее становлюсь от стереотипов.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320741
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325852