30 сентября 2015Искусство
148

Ноги Маяковского

Реконструкция Триумфальной площади наделала много шума

текст: Анна Шевченко
Detailed_picture© Петр Кассин / Коммерсантъ

Изменения, происшедшие с площадью, можно рассматривать с двух разных позиций. Первая — это понимание архитектуры как внеполитического действия, например, как создания комфортного уголка для горожан. В этом случае нужно оценивать качество укладки плитки, удобство городской мебели, организацию пешеходных и автомобильных потоков и прочее. Однако у архитектуры есть не менее важная составляющая: если рассматривать ее как место действия политических сил, то архитектура — это отражение господствующих в обществе представлений, и здесь применяются совершенно другие критерии оценки.

При выходе из метро первое желание — присесть на ближайшую лавочку с видом на площадь, благо мест для сидения здесь теперь предостаточно, а движение автомобилей не мешает проходу. В награду совершившему этот акт горожанину открывается вид — сквозь монументальные порталы свежеокрашенных качелей начинают просматриваться ноги Маяковского. «Как это понимать?» — думает опешивший зритель, забыв о комфорте. Если зритель немного знаком с историей места, у него перед глазами начинают мелькать отдельные фрагменты: общая театральная нагруженность площади начала ХХ века — театры, цирк, булгаковское Варьете, кинофабрика, постановки Маяковского в театре Мейерхольда, строительство здания Концертного зала им. Чайковского на основе недостроенного здания Мейерхольда, дальнейшая монументализация площади, установка памятника Маяковскому, театр «Современник», поэтические чтения времен оттепели, акция Осмоловского с залезанием на памятник, митинги «Стратегии-31», автомобильная парковка, временные ограждения, раскопки — и вот, наконец, качели. Однако этот вихрь исторических кадров тоже не приносит понимания.

Проекты благоустройства значимых пространств столицы всегда отмечены политической составляющей — за реализацией проекта пристально следят на уровне мэрии.

Если зритель к тому же в курсе московских архитектурно-строительных перипетий, то перед ним разворачивается новая картина, на этот раз связанная с современностью. Сначала типичный для столицы непонятный тендер, за ним — предложение «Мегабудки» и последовавший за ним полноценный архитектурный конкурс Москомархитектуры, инициированный «Городскими проектами», далее — победа Buromoscow с концепцией пустой площади, окруженной посадками деревьев. C этого момента, как водится, архитекторы уходят на задний план, а в действие вступает политика. Проекты благоустройства значимых пространств столицы всегда отмечены политической составляющей — за реализацией пристально следят на уровне мэрии. Триумфальная площадь не стала исключением, и проект претерпел значительные изменения: вокруг памятника немедленно сгруппировались массивные кадки с заключенными в них газонами, качели были перекинуты из глубины площади ближе к метро, закрыв вид на памятник, перед качелями возник еще один ряд кадок-газонов, отсекающий выходящих из метро, куда-то подевался уютный сквер по соседству с «Пекином», от выдвигающихся из земли сидений отказались, но были добавлены инфокиоски, вставшие на место качелей. В итоге в процессе многочисленных согласований и борьбы за проект пустая площадь оказалась почти целиком заполнена разными объектами, а от изначальной идеи остались отдельные детали.

Археологические раскопки на Триумфальной площади, июль 2011 г.Археологические раскопки на Триумфальной площади, июль 2011 г.© Валерий Шарифулин / ТАСС

Триумфальная площадь отмечена еще одной, куда более драматичной, историей борьбы за архитектуру. В 1920 году Всеволод Мейерхольд был назначен заведующим Театральным отделом Наркомпроса, а в 1922-м его труппе было передано старое здание театра Шарля Омона на углу ул. Горького и Садово-Триумфальной площади. Здесь Мейерхольд занимался переоценкой театральных ценностей, воплощением принципов конструктивизма и борьбой с академическими театрами. В мейерхольдовском театре с триумфом шли «Мистерия-буфф» Маяковского, «Мандат» Николая Эрдмана, а также новые трактовки классических произведений. На вершине своего влияния, к началу 1930-х годов, Мейерхольд получил возможность перестроить обветшавшее здание под новый театр. По замыслу мастера, новый дом его труппы должен был стать одним из главных авангардных театров СССР, оснащенным по последнему слову техники: с трансформируемой сценой, раздвигающейся крышей-куполом, «стеклобетонным небоскребом» и прочими новшествами. Поскольку Мейерхольд стремился разрушить все преграды между актером и зрителем и «вовлечь публику в действие и коллективный процесс создания спектакля», главной задачей стало создание единого пространства сцены и зрительного зала — для этого за основу была взята схема античного амфитеатра. Над проектом здания нового театра работали молодые архитекторы М.Г. Бархин и С.Е. Вахтангов (сын Евгения Вахтангова) при участии самого Мейерхольда, а друзья Маяковского даже предлагали замуровать в стене здания урну с прахом поэта.

Позиция архитектора на сегодняшний день вообще довольно слаба.

В 1933 году, когда строительство уже шло полным ходом, главный архитектор улицы Горького академик Щусев раскритиковал проект. Подход архитекторов был отнесен к «формалистскому», и строительные работы были приостановлены. Чтобы сохранить концепцию зала-амфитеатра, Мейерхольд заказал Моспроекту три варианта архитектурного оформления с условием сохранения внутренней планировки. Фактически был организован закрытый конкурс, в котором приняли участие мастерские И.А. Голосова, Г.П. Гольца и А.К. Бурова. Спустя месяц на новом архитектурном совете АПУ были рассмотрены новые проекты, пытающиеся соединить принципы классики и современности, а также упрощенный вариант первоначального замысла. Мейерхольд раскритиковал все варианты, созданные мастерскими Моспроекта, пытаясь отстоять дальнейшее сотрудничество с Бархиным и Вахтанговым. Впрочем, совет не удовлетворило ни одно из предложений, и к работе был подключен академик Щусев, который сделал свой вариант «на основе классических принципов и одновременно “новой” формы», окружив здание портиком колонн, водрузив фигуру Маяковского на башню и украсив стены фигурными барельефами на тему постановок театра — вероятно, в рамках борьбы с формализмом. Щусев также предложил Бархину и Вахтангову свою опеку, но молодые архитекторы отказались, не желая поступиться архитектурными принципами, и были отстранены от проекта. В дальнейшем Щусев привлек к работе своего ученика Д.Н. Чечулина.

Архитекторы М.Г. Бархин и С.Е. ВахтанговАрхитекторы М.Г. Бархин и С.Е. Вахтангов

К середине 1930-х началась травля Мейерхольда в прессе. В январе 1938 года театр был распущен, в 1939-м Мейерхольд был арестован и вскоре расстрелян. После закрытия театра недостроенное здание было передано Московской филармонии для переоборудования в концертный зал, а проект был направлен на переработку Чечулину и Орлову. В итоге здание окончательно утратило динамичные конструктивистские объемы и приобрело черты неоклассики, позаимствовав портик из варианта Гольца и декоративный орнамент из варианта Голосова. От изначальной планировки остался лишь концептуальный зрительный зал в форме амфитеатра с оригинальной конструкцией потолка и новаторской системой вентиляции в спинках зрительских кресел.

Постепенно монументальной стала вся площадь — Чечулин построил здесь гостиницу «Пекин», Дом Ханжонкова поглотило массивное здание Миноборонпрома, а в 1958 году в центре площади был установлен бронзовый Маяковский.

Совершивший еще одно мысленное путешествие зритель по-прежнему в недоумении. Качели на площади как связь с идеями Мейерхольда на тему вовлечения публики? Зачем же они заключены в массивные порталы с неоклассическим декором? Откуда взялась эта неожиданная контекстуальность, которой менее всего ожидаешь от учеников Колхаса (партнер Buromoscow Ольга Алексакова в 1990-е — начале 2000-х работала в ОМА)? Что это — деконструкция чечулинской монументальности или соглашательство?

Очевидно одно: финальный результат не слишком зависел от архитекторов. Да что уж там — позиция архитектора на сегодняшний день вообще довольно слаба. Впрочем, кое-что от первоначального замысла все же осталось (и, надо сказать, не самое плохое) — это, собственно, идея качелей. История площади принадлежит нескольким, каждой по-своему сильной, эпохам — революционные 1920-е, монументальные 1930-е, оттепель конца 1950-х. Именно эпоху оттепели авторы взяли за основу — отсюда загадка появления здесь «легкомысленных» качелей. По крайней мере, авторскую интерпретацию «площади молодости, свободы и романтики» вряд ли можно отнести к какому-то другому времени. Правда, для полноты картины к образу молодости, свободы и романтики конца 1950-х — начала 1960-х следует присовокупить и аресты диссидентов, читавших свои стихи у памятника, а также их дальнейшую отправку в лагеря — ну да не будем о грустном. В целом пространство уже за счет перекрытого автомобильного движения получилось обжитое и приятное, в особенности по сравнению с бесформенной парковкой, которую можно было наблюдать здесь многие годы.

Итак, от Мейерхольда остался амфитеатр, от Buromoscow — качели, от Маяковского — ноги.

Но может ли архитектура совсем избавиться от политики и стать благодушной? Здесь следует процитировать теоретика архитектуры Пьера Витторио Аурели: «С одной стороны, архитектура — это воплощение общественного консенсуса, поэтому она не может быть политической. При этом в каком-то смысле архитектура всегда наполнена политикой, потому что любой архитектурный элемент включает в себя образ жизни, способ существования в пространстве. Даже если архитектура не стремится нести политический смысл, она не может этого избежать — архитектура ярко артикулирует политические интересы, особенно когда утверждает, что аполитична».

Итак, от Мейерхольда остался амфитеатр, от Buromoscow — качели, от Маяковского — ноги. Понятное дело, на таких значимых проектах сложно скрыть присутствие политической воли. Но когда власти используют конкурс для политических целей, осознанно или нет, — например, как повод уставить пространство кадками, отсекающими толпу, чтобы не позволить массам собираться на площади, а заодно отрезать подступы к Маяковскому, чтобы не направил граждан куда-то не туда, — не в этом ли и заключается присутствие политического в городе? И разве это не усиливает значимость Маяковского, раз он до сих пор может представлять опасность, даже будучи выполненным в бронзе? Однако чем сильнее власть старается себя оградить от проблем, тем отчетливее проступают контуры городской реальности, которая по сути своей конфликтна и наполнена противоречиями. Власти во всем мире стремятся максимально контролировать общественные пространства — настолько, что они более не предназначены для сообществ горожан. В этой ситуации архитектурные вопросы оказываются далеко не самым значимым аспектом, зато по ним можно оценивать вектор направления текущей идеологии. Итак, борьба в очередной раз проиграна, но не следует унывать — всегда есть возможность заново переосмыслить пространство, и, в конце концов, всегда можно забраться на памятник.

Превращения проекта театра Мейерхольда
Проект М.Г. Бархина и С.Е. Вахтангова: первоначальный проект театра; аксонометрия интерьера залаПроект М.Г. Бархина и С.Е. Вахтангова: первоначальный проект театра; аксонометрия интерьера зала
М.Г. Бархин и С.Е. Вахтангов. Конкурсный вариант 1933 г.М.Г. Бархин и С.Е. Вахтангов. Конкурсный вариант 1933 г.
Конкурсное предложение мастерской Г.П. ГольцаКонкурсное предложение мастерской Г.П. Гольца
Конкурсное предложение мастерской А.К. БуроваКонкурсное предложение мастерской А.К. Бурова
Конкурсное предложение мастерской И.А. ГолосоваКонкурсное предложение мастерской И.А. Голосова
Проект А.В. Щусева, 1934 г.Проект А.В. Щусева, 1934 г.
Проект Д.Н. Чечулина, 1940 г.Проект Д.Н. Чечулина, 1940 г.

Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320772
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325886