22 ноября 2018Современная музыка
183

Ольга Маркес: «Я за то, чтобы остаться семейным магазинчиком с самыми свежими овощами»

Лидер заслуженной регги-группы Alai Oli о том, что произошло с русским регги, и о том, почему ее частный бизнес — это не Вавилон

текст: Александр Нурабаев
Detailed_picture© Alai Oli

24 ноября в московском клубе «Известия Hall» выступит группа Alai Oli — заслуженные герои русского регги, выступавшие на одной сцене с Хорасом Энди и Ли «Скрэтчем» Перри. Перед концертом Александр Нурабаев встретился с создательницей и вокалисткой группы Ольгой Маркес и обсудил историю группы, кризис русского регги, новый альбом «Alice» и ее школу идеального тела #Sekta.

Alai Oli давно не выступали. Грядущие концерты в Москве и Питере — единственные в уходящем году. Наверное, вы подготовили особую программу…

— Тебе, наверное, дико скучно задавать всем группам такие вопросы? Концерты, программы…

— Есть такое. Обычно я их не задаю. Но попросили об этом поговорить…

— Вообще кому-то это интересно? Давай лучше попробую тебе рассказать что-то другое. Когда мы зарабатывали только музыкой — это было тяжело. Вся среда давит, говорит тебе о том, что тебе кровь из носу надо записывать альбомы, писать хиты, постоянно объявлять НОВОЕ ШОУ или ЮБИЛЕЙНОЕ ШОУ. Это же БУЭ-Э-Э-Э. Мы даже тогда не делали суперхитов (кроме пары песен «ТТП», о которых я до сих пор немного сожалею) — и это нас спасло от взлетов и, соответственно, падений. Росла аудитория (потому что на концертах круто и потому что если нравятся Alai Oli, то нравятся не одна-две песни, а весь материал). Потом вообще произошло чудо: музыка снова стала свободной от финансовых ожиданий — не надо было использовать ее, как дойную корову, для жизни и пропитания. Вот в этот момент все в моей жизни снова стало гармонично. Теперь ничто не давит на меня: можно писать что и когда хочешь, выпускать это, когда захочешь, — не давят дедлайны, планы продаж концертов, промотуров. Творчество имеет только одну цель: быть честным.

Мы даем концерты редко, чтобы это не было фабрикой однообразных эмоций и шоу. Мы играем новое до того, как оно будет выпущено. Вот сейчас на концерте мы покажем новые треки с EP «Sad Princess», а выпустим его позже. Когда все доделаем.

Остальную часть сет-листа мы сделали с теми, кто пойдет на концерт. Треков много, и мы стараемся играть то, что людям в настроение, и то, по чему они скучали.

— А в какой момент музыка перестала быть исключительно работой и снова стала приносить удовольствие?

— Важно сказать, когда я устала: когда мы турили и я не успевала передохнуть — я перестала проживать музыку, стала просто выдавать концерты на автомате. #Sekta (Ольга Маркес — основательница и руководительница школы идеального тела #Sekta. — Ред.) стала для меня побегом из этой тюрьмы. Я вела этот блог и отдыхала душой, там я снова жила, и там не было автоматизма. Потом это захватило всю мою жизнь, и музыка во мне как будто отдохнула, а я отдохнула от концертов и снова начала кайфовать.

— Давай вернемся в те времена, когда все только начиналось. Я читал, что первый ваш концерт в Москве состоялся в 2004 году на регги-фестивале в «Горбушке», где хедлайнером был Хорас Энди из Massive Attack. Ты помнишь то выступление?

— Конечно, помню. Это был космос. Но, знаешь, это было… А тебе сколько лет?

— 35. И я, кстати, был на том выступлении. Хорошо помню Хораса Энди и «Карибасов». А вас вообще не помню, если честно.

(Смеется.) Если бы и помнил, то только то, как это было плохо. Поскольку гитарист весь концерт играл один трек, а группа — другой. Мы до этого не выступали на такой большой сцене. Это всего лишь был наш четвертый концерт, что ли. Да и попали мы туда интересным способом. Были форумы Jah Division и на Reggae.ru — два таких оплота. Тогда, кстати, очень многое решалось на форумах. Для рэпчика был Hiphop.ru, где разворачивались все эти баттлы. А для регги — вот эти два ресурса. И, по сути дела, я просто общалась с людьми, сидя в Екатеринбурге. Там вся эта культура мало кому была интересна. Если тебе не повезло родиться не в Москве, то ты был оторван от тусовки. Но нам, конечно, просто повезло. Я была очень общительной девочкой. И моя коммуникабельность мне сильно помогла.

Чудом познакомилась в 2003 году с Филей из «Карибасов» в Анапе, где проходил фестиваль «Анапа-Арт», на который привезли московских регги-музыкантов на автобусах, поселили их на турбазе. Я была в девятом классе и отдыхала там с дедушкой и бабушкой (смеется). Сбежала от них, познакомилась с музыкантами на площади. Они привели меня на эту турбазу. Захожу в домик, а там сидят мои кумиры. Все дредастые, поют. И я тоже с ними спела свою единственную на тот момент песню. А потом спустя непродолжительное время я оказалась на одной сцене с «Карибасами». Филипп (Филипп Никаноров — лидер группы «Карибасы». — Ред.) — вообще очень важный человек в моей жизни. Он зажег во мне искру. Это была судьбоносная встреча. Я поверила, что чудо возможно. Понимаешь, тогда из Екатеринбурга приехать на этот концерт было очень сложно. Купить билеты в плацкарт для всей группы — для нас это были колоссальные деньги. И записаться тогда было практически невозможно. Мы поехали на тот фест без единой демки. Спасибо Леше Сидорову, который организовывал все эти фестивали. Святой человек! Он должен быть канонизирован в российской регги-музыке. Невероятно много сделал для всей этой культуры. И много лет он вытаскивал нас на концерты, благодаря чему мы становились сильнее, окрепли. Выступали с Хорасом Энди, Ли Перри, на различных фестивалях русского регги. Для меня это был настоящий подарок судьбы.

Потом вообще произошло чудо: музыка снова стала свободной от финансовых ожиданий.

— С чего вообще началась твоя любовь к регги? Какие исполнители первыми тебя зацепили?

— Наверное, с Олди (Сергей «Олди» Белоусов — лидер группы «Комитет охраны тепла». — Ред.). Конечно, я слушала Боба Марли, Питера Тоша, троянские бокс-сеты. Но то, что мне реально попало в сердце, — это «Комитет охраны тепла». Это моя душа, все, что я чувствую. И в дальнейшем в творчестве моем это ощущение продолжило развиваться. Эта русская тоска, мрачная сторона. Кстати, на нашем новом EP в двух песнях есть отсылки к творчеству Олди. Для меня эта музыка до сих пор жива и актуальна. И мне удалось познакомиться с ним. Это были чудесные встречи, мы довольно много времени провели вместе. Филя и Олди — это два моих настоящих кумира. И мне посчастливилось познакомиться с ними и побыть в их ауре. Услышать от них что-то важное. Общаться с ними, будто мы сто лет знакомы. Таких встреч у меня было не так много.

— Знаешь, я тоже очень много в свое время слушал регги, даб и ходил на те тусовки, о которых ты упоминала. И, по моим наблюдениям, первая половина нулевых была пиком раста-движения в нашей стране. Было много концертов, фестивалей. К нам приезжали все эти крутые ямайские деды — Хорас Энди, Ли Перри, Макс Ромео, The Wailers. Среди молодежи было много «дредастых». Но вся эта движуха постепенно сошла на нет, и регги так и не стал значимым явлением в нашей культуре. У тебя есть объяснения — почему?

— Да, ты прав. Для меня все, что произошло с русским регги, его падение — все происходило практически на моих глазах, и у меня к этому очень личное отношение. Я считаю, что музыка способна проникать в человека и оставаться в нем навсегда, только если в ней есть настоящее послание. Почему песни Боба Марли нравятся не только любителям регги? Потому что в них и есть то послание. Эта музыка дает силы, дает надежду. Мне кажется, что русский регги не нашел в себе тех силы и чистоты. И со смертью Фили многое ушло из этой музыки. Из всех людей, встреченных мною в тусовке, он был самым чистым, самым харизматичным, настоящим шаманом. Музыка все равно строится на харизме артиста, и можно бесконечно переводить тексты всякого conscious reggae и петь о мире и тому подобном, но это никогда не сработает. Вот как Филя пел: «Ты спрашиваешь, где наш дом, он с нами всегда, где бы ни были мы» — простые слова, но то, так как они спеты, в каком контексте, все решает. У других регги-музыкантов тоже были сильные строчки, но когда я с ними познакомилась и увидела, что за всем этим стоит, то сильно разочаровалась. Это вообще опция молодости — разочаровываться. Сейчас я куда лояльнее и понимаю, что если ты начинаешь игру с травки, веществ, с зависимости, то сложно вырваться из этого круга. Многие из московской тусовки сидели на тяжелых наркотиках, но при этом на словах были все такие раста.

Или другая сторона — это гениальность человека, которого съедает безумие. Вот Жак из «Республики Джа» был таким. В этой музыке силу давала или чистота, или юродивость. В итоге все или умерли, или сошли с ума — в русском регги таких ярких личностей просто не осталось.

Русский регги не нашел в себе тех силы и чистоты.

— Поговорим о субкультуре, которая как раз таки стала массовой. И в наше время это хип-хоп. Я знаю, ты к нему неравнодушна. Кто твои любимцы на сегодняшний день?

— На сегодняшний день я все меньше слушаю рэпчик. Да и слушала всегда волнами. И волны эти были разными. Последним, кто меня зацепил, был ATL. Знаешь, во мне всегда был патриотизм, но не в той форме, в которой это слово представляют сейчас. В растафарианстве многое построено на идее возвращения домой, привязанности не к конкретно африканским корням, а к твоей исконной identity, к той земле, которая дает тебе силы, на которой ты вырос, к языку, на котором ты говоришь. Это твой меч, твое оружие, твой самый главный инструмент, особенно если ты — музыкант и пишешь песни. И как раз творчество ATL очень простое, понятное. Но в нем есть эта сила — сила слова, от которой боевая энергия внутри просыпается. Еще мне очень нравится Скриптонит в музыкальном плане. Я обожаю его видение музыки. Личность он, конечно, темная, и это понятно.

— Как тебе последний альбом Face?

— Я такое не слушаю. Эта мем-музыка абсолютно мимо меня. Да и социальный посыл в таких формах меня почему-то не цепляет. Почему-то таким посылам сложно попасть в сердце. Нам нужна «La rage», как у Кени Арканы.

— Социальный аспект тебе совсем чужд? Ничто из происходящего тебя не задевает и не вызывает желания высказаться?

— Меня задевает то, что я не могу найти на политической арене идеи, в которые могла бы поверить. Как, например, помнишь, в Исландии победила партия панков, которые выступили со здравыми предложениями — и народ их выбрал (имеются в виду выборы мэра Рейкьявика в 2010 году, на которых победили комик Йон Гнарр и его команда анархо-сюрреалистов, названная «Лучшей партией». Вопреки ожиданиям, панки смогли вывести исландскую столицу из кризиса, показав, что эффективно управлять городом могут непрофессиональные политики. — Ред.). К тому же нет такой харизматичной, классной фигуры, в которую хотелось бы верить. А всегда хочется, чтобы был такой человек. Мне кажется, у наших родителей было сильное и четкое желание перемен. Они точно понимали, чего у них нет и чего бы им хотелось из того, что есть на Западе. А современная молодежная идеология разрозненна, и ничто не может нас объединить. У меня есть несколько социальных треков по этому поводу. «Искры», например. И каждая моя социальная песня говорит о том, что любой протест начинается с того, что делает человек, как он живет, когда остается один. В протесте должны быть чистота и непорочность человека, который протестует. Для меня идеалом бунта в политике является [Евгений] Ройзман, его я знаю лично. И много лет наблюдаю за тем, как он работает, как много делает и как сильно ему мешают. И при этом он никогда не идет на компромисс с властью. И насколько же ему сложно приходится. Вот его мне бы хотелось поддерживать, но сильно сомневаюсь, что ему дадут возможность сделать шаг вперед. У него на каждое событие есть свое мнение, и он не боится его высказывать, даже если оно «антигосударственное» или, наоборот, антиоппозиционное. Он говорит так, как думает. И это и есть в моем понимании непорочность.

— Евгений Ройзман — личность весьма неоднозначная. С одной стороны, все, что ты сказала, — правда. С другой, все мы прекрасно помним «Город без наркотиков» и не самые гуманные методы лечения наркозависимости, которые практиковались этой организацией.

— Слушай, я сама из этой темы. У меня много знакомых зависимых, и мы много дискутировали. Я просто знаю, какие люди могут сами выздоравливать, сами добровольно пойти на путь трезвости. Он же брал других, которые никогда добровольно не будут [лечиться]. Они будут бить своих матерей. Они будут грабить на улицах. Они опасны для своих близких, для окружающих, для себя. Тех, кто мог соскочить добровольно, он не стал бы трогать, привязывать и все остальное.

— Сменим тему. Вы уже много лет не поете песню «Зачем ты под черного легла», по которой многие (и я в частности) в свое время узнали о группе Alai Oli. И клип на нее — один из самых просматриваемых у вас. Почему так?

— Ну сколько можно шутить одну и ту же шутку. Песня побыла какое-то время смешной, а потом перестала.

— Как ты думаешь, если бы этот трек вышел в наши дни, отличалась бы реакция?

— Не знаю, думаю, что люди так же разделились бы на тех, кто понял шутку, и на тех, кто не понял.

— Много было тех, кто не понял?

— Да! И до сих пор прилетает. Знаешь, у меня достаточно друзей и знакомых и среди левых, и среди правых. Мне близки и те, и другие идеи. Я считаю, что каждая народность и языковая идентичность должны собой гордиться и оберегать себя, оставаясь при этом дружелюбными, отзывчивыми. Никаких тупых методов не практиковать. Эта песня, прежде всего, против тупизны! Мои левые и правые друзья могут дискутировать, критиковать идеи друг друга. Но идеи насилия неприемлемы ни в каком проявлении. Я против фашизма!

Сейчас стало стыдно говорить: «Я — русский!»

Против неприятия не только к цвету кожи, но и вообще к тому, насколько человек знает язык, как он одет и что думает. Неуважение подобного рода считаю недопустимым. Но при этом за толерантностью и дружелюбием не стоит забывать, на какой земле ты стоишь, где твои корни и кто ты. Нельзя лишать нас возможности гордиться своей нацией, языком. А сейчас стало стыдно говорить: «Я — русский!», гордиться этим. Это автоматически означает, что ты — ватник или фашик. У всего этого странная коннотация. Потому что тупые есть со всех сторон, и вот с этой стороны они агрессивнее. Понимаешь?

— Понимаю. Но считаю, что невежественной или, как ты сказала, тупой агрессии хватает и с той, и с другой стороны.

— Да, думаю, стоит дописать третий куплет. Где одни тупые и другие тупые бьют друг другу морды, а умные просто смеются над этим.

© Alai Oli

— Перейдем к более позднему вашему творчеству. Ваш последний альбом «Alice» — концептуальный. Повествование разворачивается вокруг некой Алисы, молодой девушки, находящейся в экзистенциальных поисках в большом городе. Кто этот персонаж?

— Существует реальная девочка, которая меня вдохновила. Она мне пишет письма с 12 лет. Для меня она — гений. Например, еще в школе она выиграла грант на обучение в Америке, уехала туда на год. Там, конечно, она сильно повзрослела. Все это время я узнавала о ее жизни из длинных писем, как будто читала красивую и интересную книгу. Потом она переехала в Питер. Поступила на искусствоведа. Сложно так передать — но просто поверь: с самых ранних лет ее слог невероятен, как будто ты читаешь классика. То, как она это делает, — настоящее искусство. И из ее писем я брала зарисовки, иногда — прямые цитаты: например, в песне «Что ты делаешь» — «И эти Rothmans с лаймом, / Винтажные платья, / Джеркис и крем. / И все останется в тайне, / Этот трак, что едет в бездну, / Как у Пруста, связь звука и места». Только у нее у Пруста был не звук, а запах. В этой зарисовке она ссылалась на фильм «Keith», который я совсем недавно посмотрела. Получилась такая двойная отсылка, но только мы с ней знаем, что за этими строчками стоит на самом деле. Что эти образы значат в моей жизни и в ее.

— Много добавила от себя в этого персонажа?

— Да, конечно. Вот те моменты, когда Алиса чувствовала, что жизнь ее изменится, — это, конечно, про меня. В то время моя реальность стала слишком твердой — как бы это объяснить: бизнес, аспирантура, семья, имущество… Этот человек — тоже я. Но внутри меня живет еще и другая девочка, тот мечтательный панк, который никуда не уходит с возрастом и с уровнем ответственности. Моменты, когда ты стоишь на пороге чего-то нового и оглядываешься вокруг, смотришь на свою жизнь и переоцениваешь ее. И потом ты делаешь шаг и думаешь: «Вау! Все новое. Так круто!» А потом… Все новое становится старым. Поэтому у альбома кольцевая структура.

— Среди молодых (и не только) музыкантов бытует мнение, что формат альбома устарел. Зачем в наше время такие концептуальные опусы, как «Alice»?

— Если хочется, надо делать все что угодно, да и, по сути дела, «Alice» — это ипишка. Всего шесть треков. Желание связать их текстами родилось практически в последний момент. К тому же мы сняли фильм, которым очень горжусь. Одно из главных моих творческих достижений.

— Не мог обойти стороной и другое твое детище — школу идеального тела #Sekta, которая из любительского блога «ВКонтакте» о здоровом питании и методах похудения выросла в серьезный бизнес, настоящую франшизу…

— Франшизы у нас нет. У нас все централизовано. Я считаю, что вот такая штука, как франшиза, — это Вавилон. Мне не нравится идея бесконечного масштабирования и экспансии. Я за то, чтобы не становиться супермаркетом, а остаться семейным магазинчиком с самыми свежими овощами.

— Тем не менее в скольких городах у вас филиалы?

— Мы закрыли филиалы в регионах, поскольку их не тащили. Москва и Питер — это те филиалы, которыми действительно есть силы заниматься. Когда встал вопрос о масштабировании, об инвесторах — а в тот момент бизнес очень хорошо развивался, — то многие изъявили желание вложиться и заняться этим, оставив только имя и прикрывшись мной, как ширмой. Я против этого. Я решила, что все буду делать сама, насколько будет получаться. У меня нет никаких партнеров в этом, и я несу ответственность за все. Для меня это важно — жить своим делом и делать его по-своему. Я бы хотела, чтобы многие люди так работали — как у Нассима Талеба, «ставили шкуру на кон». Заботиться о продукте, как это делал Джобс, заботиться о миссии, при этом — не забывать про сотрудников. Обязательно делать какие-то вещи бесплатно. Имею в виду — предоставлять бесплатно определенные возможности тем, кто не может себе это позволить. То, что это все существует и стоит небольших денег, — с одной стороны, чудо, как полусоциальный проект, с другой стороны — это все-таки успех в моем понимании, потому что он создает рабочие места. Я горжусь тем, что мы платим налоги, что все официально и легально. Я пошла учиться в аспирантуру для того, чтобы быть уверенной — мы делаем все правильно.

Со стороны кажется, что именно это — система, что я — точно не борец с Вавилоном, а, наоборот, ушла в бизнес, в мир бабла. Просто меня редко спрашивают о том, что мной движет, какие корни у всех моих начинаний. Я верю, что если делать свое дело хорошо и стараться для людей — ты не останешься один, не останешься голодным. Можно не думать о прибыли, а думать о цели своей работы — не о том, как она поможет тебе подняться на вершину социальной пирамиды, а о том, какую пользу она может принести. Навряд ли это можно понять из интервью Forbes.

Можно работать таким образом, чтобы никогда не предавать все, во что ты верил в молодости.

— Ты давала интервью Forbes?

— Да, прикинь (смеется). Можешь поискать. Но, на самом деле, все, что для меня было важно десять-пятнадцать лет назад, остается важным и сегодня. Самые важные идеи, которые были в нашем творчестве и видении мира, — они все живут. Можно работать таким вот образом, чтобы никогда не предавать все, во что ты верил в молодости. И я в этом убеждена.

— Ты упомянула аспирантуру. На кого ты учишься?

— Это Университет физической культуры, спорта и здоровья имени П.Ф. Лесгафта. Я учусь на кафедре физической реабилитации на факультете подготовки научных сотрудников. Дописываю кандидатскую. Надеюсь, все получится. А моя уже имеющаяся специальность — преподаватель физической культуры. Это второе высшее. По первому я — журналист, выпускница УрГУ.

— Ты — невероятно занятой человек. Какая из твоих сфер деятельности все же приоритетная?

— Я не расставляю их по местам. Для меня все сферы жизни — это звездная система, и я в ней — как Маленький принц: перемещаюсь с планеты на планету, ухаживаю за розами, слежу, чтобы баобабы не прорастали корнями слишком глубоко. По сути — просто стараюсь хорошо делать свою работу на каждой планете.

Alai Oli выступают 24 ноября в «Известия Hall» (Москва) и 23 декабря в Aurora Concert Hall (Санкт-Петербург).


ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202319762
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325175