21 ноября 2018Современная музыка
240

Марк Рибо: «Я не хочу быть Фуртвенглером нового тысячелетия»

Американский гитарист, записывавшийся с Томом Уэйтсом и Леонидом Федоровым, — о Дональде Трампе и политике в музыке

текст: Лев Ганкин
Detailed_picture© Joseph Branston / Future

В Россию с гастролью приезжает Ceramic Dog — громкое, непричесанное авант-рок-трио под управлением гитариста Марка Рибо, видного участника нью-йоркской даунтаун-сцены, постоянного соратника Джона Зорна и Тома Уэйтса, а также востребованного сессионного музыканта, сотрудничавшего в том числе и с суперзвездами уровня Элтона Джона и Роберта Планта (а еще — с Леонидом Федоровым и «АукцЫоном»). В преддверии концертов Ceramic Dog Рибо специально для COLTA.RU ответил на вопросы Льва Ганкина — о музыке, политике и жизни.

— В 2018 году у вас вышли сразу две пластинки: одна с группой Ceramic Dog, другая — «Songs of Resistance» с «песнями протеста». Музыкально они очень разные, но обе довольно отчетливо политизированы по содержанию.

— В целом музыка совершенно не обязана быть политизированной, да и я бы с огромным удовольствием просто фигачил рок. Но иногда невозможно просто фигачить рок — есть всякие отвлекающие моменты, которые невозможно игнорировать. И приходится сначала с ними разобраться — назвать вещи своими именами — и уже потом фигачить рок со спокойной совестью. По крайней мере, у меня так. С другой стороны, помню, [джазовый пианист] Энтони Коулмен не раз говорил, что находит странным, когда люди возмущаются политической обстановкой, но при этом не протестуют против тактовой черты и тональной системы! Так что на этот счет могут быть разные мнения. Но я не буду долго выбирать слова и скажу прямо: Дональд Трамп — потенциальный фашист, и ему необходимо противостоять на всех фронтах. Мне кажется важным это высказать, а уж потом фигачить рок.

— А другие музыканты Ceramic Dog разделяют вашу точку зрения? И вообще насколько это для вас важно — вы бы могли играть в ансамбле с кем-то, кто голосует за Трампа?

— Ой, у меня так много разных составов. И если я играю, например, в оркестре из тридцати человек, то, конечно, не буду с каждым из них проводить тест на лояльность. Но, на самом деле, я полагаю, что немногие поклонники Трампа сами согласятся со мной сотрудничать, если учесть, какую музыку (и какие тексты!) я пишу.

— Но наверняка вы встречались и с мнением, что, дескать, политики приходят и уходят, а искусство вечно. И когда оно политизируется, то это, прежде всего, самому искусству и наносит ущерб.

— Да-да, само собой. Но вы знаете, вот во время Второй мировой войны был такой знаменитый дирижер — Фуртвенглер. И он как раз считал, что «искусство превыше всего» — прямо как в «Английском пациенте» (автора книги, писателя Майкла Ондатже, обвиняли в том, что он представил историю реального персонажа, венгерского исследователя Ласло Алмаши, в недостоверном виде; тот оправдывался, что писатель имеет на это право. — Л.Г.). Видимо, Фуртвенглер был неплохим человеком и даже пытался помогать евреям по мере сил. Но в конечном итоге мне не кажется, что в то время и в том месте искусство было превыше всего, понимаете? И я не хочу быть Фуртвенглером нового тысячелетия, даже даунтаун-Фуртвенглером!

Дональд Трамп — потенциальный фашист, и ему необходимо противостоять на всех фронтах.

— Но с Фуртвенглером все-таки ситуация посложнее — не только в силу исторических обстоятельств, но и в силу непосредственно его профессии, разве нет? Он дирижировал классическими сочинениями, а вы пишете собственную музыку, причем работаете в вокально-инструментальных формах. И, таким образом, имеете возможность прямо заявить о своей позиции в песнях.

— Да ну, это просто вопрос контекста — между джазом, классикой и роком тут нет большой разницы. Классические произведения задумывались и воспринимались слушателями как политические высказывания со времен Бетховена, если не раньше. Я сейчас собираюсь на гастроли в Корею, где буду играть как раз с инструментальным составом — и это все равно будет отражением в том числе и моих политических взглядов.

— Кстати, о составах: вы всемирно известны как гитарист и у многих по-прежнему ассоциируетесь именно с инструментальной музыкой. Но в Москву вы приедете с группой Ceramic Dog и, стало быть, будете петь!

— Я — ужасный вокалист. Пою только в чрезвычайных ситуациях — но да, это будет одна из таких чрезвычайных ситуаций.

— Помните, когда впервые что-то спели на записи?

— Хм. Наверное, это было на диске «Rootless Cosmopolitans» (1990), но я тогда старался найти баланс между пением и такой более разговорной манерой… Немцы называют это sprechgesang, дословно «разговорное пение». А с одной из наших последних записей как Ceramic Dog вышло смешно — я помню одну рецензию, где автор написал: «Держитесь подальше от человека, который убедил Марка Рибо, что тот может петь». Но, мне кажется, он просто не врубился! Потому что другие порой находят в моем пении свой шарм. Впрочем, для пластинки «Songs of Resistance. 1942—2018» я все же, подумав, пригласил друзей помочь мне с вокалом — таких, как Стив Эрл, Мишель Ндеджоселло, Том Уэйтс, Фэй Виктор, Доменика Фоссати. Это не значит, что я там вообще не пою, — нет, все-таки открываю рот иногда. Но основные партии исполняют действительно классные вокалисты.

Трио Ceramic DogТрио Ceramic Dog© Ebru Yildiz

— Честно признаюсь, есть вещь, о которой я узнал, только готовясь к этому интервью. Вы, оказывается, левша — но на гитаре играете правой рукой. Почему? И влияет ли это как-то на вашу манеру?

— Да, несомненно, влияет. Если вы возьмете шариковую ручку и попробуете что-нибудь написать не той рукой, которой вы привыкли писать, то ваш почерк окажется немного похож на мой творческий почерк! Но если серьезно, я довольно быстро понял, что не буду, например, виртуозом суперскоростной игры. И то, что я играл на гитаре «не родной» рукой, прежде всего, позволило мне выбрать правильные ориентиры — учиться у гитаристов, игравших экономно: таких, как Чак Берри, Би Би Кинг, Айк Тернер. Если брать рок-музыку, то моим любимцем всегда был Кит Ричардс.

— Ваша дискография предельно разнообразна: тут и джаз, и рок, и академическая музыка, и свободная импровизация, не говоря о сессионной работе со многими музыкантами из мира мейнстрима. Для вас это все — этапы одного пути или масса почти никак не связанных друг с другом экспериментов?

— Нет, это один путь, и, мне кажется, на нем ничто не проходит зря. Не знаю, я просто всегда был страшно любопытен, всегда хотел чему-то учиться, а лучшим способом чему-то учиться для меня всегда оставалась практика. Скажем, я впервые заинтересовался Альбертом Эйлером еще в начале или середине 1980-х, когда играл с группой Lounge Lizards, — но реально узнал его, только когда сам записал «Spiritual Unity» [в 2005-м]. Все, что я когда-либо слушал, в каком-то виде сохраняется в моей работе — правда, с рок-группой ситуация немного особая, поскольку в ней все в очень большой степени зависит от ритм-секции, а не от того, что я делаю как солист. И бэкграунд других музыкантов имеет не менее важное значение.

Леонид [Федоров] прекрасен, настоящий панк. А на гитаре играет — словно ножом.

— Энергетика Ceramic Dog порой сродни панковской, и в облаке тегов, которыми описывается звучание группы, явно будет фигурировать в том числе и панк-рок. Может ли панк-рок в исполнении профессиональных музыкантов среднего возраста быть аутентичным? Все-таки исторически это музыка юных оболтусов, правда же?

— Ха! Да, в каком-то смысле после того, как тебе исполнилось 25 лет, тебе уже не пристало фигачить рок. Но что делать, если тебе все равно хочется? И потом, у меня есть кое-какие висты в панк-роке: например, я — представитель последнего поколения, не учившегося в музыкальных школах. Я некоторое время брал уроки классической гитары, потому что учитель был другом семьи, — но в остальном весь мой опыт восходит к игре в гаражных группах, на вечеринках у друзей, в актовых залах школ и так далее. И наше обучение ограничивалось прослушиванием пластинок и джемами друг с дружкой. А самым главным уроком стала игра с «Братцем» Джеком Макдаффом (американский джазовый органист. — Ред.) для преимущественно черной аудитории [в 1979 году]. Вот моя консерватория! А к реальным консерваториям я не имею никакого отношения.

— Тем более что там, как правило, не учат импровизации…

— Ну нет, это, кстати, уже давно не так. Есть куча джазовых школ, в которых этому учат, и даже в академических училищах появились соответствующие курсы. Кое-где, например, изучают Фреда Фрита и Дерека Бейли — в курсе нефункциональной гармонии. Сейчас много хороших преподавателей — во многом из-за того, что в музыкальном бизнесе все черт-те как. Поэтому многие ушли в преподавание.

— Одним из самых неожиданных ваших опытов стала запись альбомов Леонида Федорова и «АукцЫона»…

— О да! Я обожаю «АукцЫон». Леонид прекрасен, настоящий панк. А на гитаре играет — словно ножом. Мы с Джоном Медески много с ними выступали, было очень классно.

— А сейчас вы на связи?

— Они иногда присылают мне весточку, когда играют в Нью-Йорке. В целом, боюсь, и я, и Леонид слишком заняты своими проектами, чтобы часто пересекаться. Но, повторюсь, это был замечательный опыт, с удовольствием его вспоминаю.

— В целом что для вас сессионные записи? Способ подзаработать — или нечто большее?

— Мне иногда кажется, что свои самые лучшие партии я сыграл именно в студии, как сайдмен. И мне очень повезло сотрудничать с массой музыкантов, которые уважали то, что я делаю, и предоставляли мне определенную свободу. Студийная работа — это совсем другой опыт, нежели концерты. И хотя не все это осознают, но я бы даже сказал, что это особый вид искусства. Правда, в последние 15 лет это искусство пришло в упадок — после Napster и прочего бюджеты схлопнулись, и музыканты больше не могут себе позволить бронировать студийное время просто на то, чтобы экспериментировать, пробовать разные новые вещи. Да, конечно, что-то можно делать и в домашних условиях, но, увы, не всей группой. У меня есть домашняя студия, но соседи убьют меня, если я приглашу Чеса Смита немножко побарабанить!

— Как чувствует себя независимый музыкант в постнапстеровскую эпоху? Я читал в одном из ваших интервью, что вы против бесплатного распространения музыки, — но при этом перед сегодняшним разговором благополучно послушал альбом «YRU Still Here Ceramic Dog на вашей же собственной страничке на сервисе Bandcamp

Bandcamp — это компромисс, на который я и многие другие музыканты вынуждены были пойти, чтобы их труд хотя бы в теории мог оплачиваться. Понимаете, какое дело: я довольно часто бесплатно выкладывал в интернет собственную музыку, и я совсем не против этого. Но вопрос очень простой: это мой осознанный выбор или это выбор кого-то другого? В нынешней ситуации ответ очевиден. Если вы поищете в Google мою пластинку, вы найдете ее в массе других мест помимо Bandcamp — а ведь я не давал им права ее публиковать. Разумеется, я не имею в виду, что все должны непременно покупать только компакт-диски на сайтах рекорд-лейблов. Проблему не решить апелляциями к слушательской совести — покуда музыка доступна бесплатно, люди будут бесплатно ее слушать. Но законы должны быть изменены таким образом, чтобы крупные онлайн-корпорации, получающие доход от деятельности, нарушающей чужие права, несли за это ответственность.

— Кого вы имеете в виду? YouTube?

— Да, YouTube или Facebook. Когда формулировались действующие ныне законы, этих компаний еще не было или они были небольшими стартапами. Но сейчас они давно уже не стартапы — у Google, которому принадлежит YouTube, оборот 575 миллиардов долларов! И часть этой суммы получена от размещения рекламы в материалах, которые созданы людьми, не желающими видеть их опубликованными на этих ресурсах. Если бы я знал, что ничто не попадет в интернет без моего ведома, то с радостью бы сам выложил туда множество своих старых работ или, предположим, короткий сэмпл нового альбома. Но при этом я подождал бы хотя бы полгода, прежде чем выкладывать сам новый альбом, поскольку таким образом я могу постараться заработать на нем деньги, которые потом вложу в следующую запись. Сейчас же получается, что нас кормят только гастроли — и именно из этих доходов мы вынуждены финансировать новые пластинки.

Мы должны относиться к себе уж, по крайней мере, не хуже, чем к коровам на ферме!

— Но, по крайней мере, вам это удается.

— Да, удается, потому что, к счастью, я нормально зарабатываю всякой-разной музыкальной деятельностью. Но это не значит, что мне нравится сложившееся положение вещей. И потом — что делать с молодыми музыкантами? Перед тем как ехать в тур, им нужно иметь хоть какую-то запись, но, чтобы ее сделать, нужно ехать в тур, причем, как вы понимаете, первые два-три тура в любом случае вряд ли полностью окупятся. Получается патовая ситуация. Получается, что мы даем новому поколению музыкантов очень простой сигнал: вы можете быть в игре, если у вас есть стартовый капитал в 20 или 30 тысяч долларов. В противном случае — извините, ничего не выйдет. Или вам придется записываться дома в Pro Tools — я не говорю, что это плохо, масса прекрасной музыки записана именно так, но это не должно быть единственной возможностью.

— Нужен выбор.

— Именно! У музыкантов должен быть выбор — причем это касается в том числе тех, у кого нет богатых родителей, кто не унаследовал большое состояние, кто не работает с утра до вечера биржевым брокером или продавцом недвижимости. Если у всех, включая талантливых ребят из рабочего класса, есть возможность сочинять и записывать музыку, то и сама музыка становится лучше и разнообразнее! Не говоря уж о том, что это просто справедливо. Я полгода работал над последним альбомом Ceramic Dog. Представьте себе фермера — даже если он живет полностью натуральным хозяйством, ему все равно не избежать трат: на то, чтобы кормить животных, на то, чтобы построить на своем участке коровник, и так далее. То же самое и здесь: даже если предположить, что мы в Ceramic Dog — нестяжатели и рубимся за идею, все равно нам как минимум нужно покупать еду. Мы должны относиться к себе уж, по крайней мере, не хуже, чем к коровам на ферме!

— Возвращаясь к предстоящим российским концертам: они будут полностью посвящены альбому «YRU Still Here или вы сыграете и что-нибудь из ранних записей Ceramic Dog?

— Из раннего обязательно что-нибудь сыграем — но вообще предсказать, что там прозвучит, почти невозможно. На каких-то концертах у нас больше импровизации и неожиданностей, на каких-то меньше, но этот элемент всегда есть. В любой момент может произойти все что угодно!

— От чего это зависит? От специфики зала, от атмосферы выступления, от публики?

— От всего, что вы перечислили, — и еще от того, что я съел на завтрак и сколько выпил накануне за ужином!

Выступления Марка Рибо и Ceramic Dog:
28 ноября — Санкт-Петербург, клуб «Опера»
29 ноября — Москва, Центральный дом художника

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320806
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325928