3 ноября 2017Литература
798

Два текста о насилии

COLTA.RU публикует стихи Оксаны Васякиной и Константина Шавловского

текст: Оксана Васякина, Константин Шавловский
Detailed_picture© Getty Images

Как известно нашим постоянным читателям, COLTA.RU не публикует стихов. Однако ради этих двух текстов редакция решила сделать исключение. Ситуация, когда лучшим способом говорить о самых болевых точках современности оказывается поэзия, становится важной частью сегодняшнего дня. Разговор о насилии, который ведется сегодня повсюду, от Фейсбука до больших телеканалов, продолжают Оксана Васякина и Константин Шавловский. Вернее, они его начинают — на новых основаниях.

Оксана Васякина

что я знаю о насилии
когда мне было 13 лет меня изнасиловал подонок по имени Артём

теткин сожитель на моих глазах выволок ее на лестничную клетку и прыгал на ее голове в ботинках пока та не потеряла сознание
сожитель моей матери избивал ее каждый месяц она ходила на работу с синяками
и каждые полгода ходила к стоматологу чтобы тот нарастил ей передний зуб выбитый моим отцом

что я знаю о насилии
все женщины были биты
женщин насиловали
женщины вставали и шли на работу
шли готовить еду
и целовали своих насильников

я пишу этот текст в метро

каждые две минуты я закрываю заметки и начинаю дышать
и считать от ста до нуля

так делают все кто знают что делать когда
хочется прыгнуть на рельсы
или биться головой о стеклянные двери

сто
девяносто девять
девяносто восемь
девяносто семь
девяносто шесть
девяносто пять

и я снова открываю заметки чтобы писать этот текст

рядом со мной мужчина снимает на телефон сообщение на жестовом языке
я считаю и смотрю на него
я думаю что поэзия должна мигрировать в жестовый язык

поэзия должна мигрировать в язык на котором можно говорить о насилии и не впадать в завороженное упоение
говорить о насилии и не замалчивать его

поэзия должна мигрировать в язык который остановит насилие

что я знаю о насилии

девяносто четыре
девяносто три
девяносто два
девяносто один
девяносто
восемьдесят девять
восемьдесят восемь

я жила там где насилие
ничем не прикрыто
учительница английского вела уроки в солнечных очках
и когда она улыбалась
разбитые губы начинали блестеть от выступающей сукровицы

восемьдесят семь

я жила там где женщин и девочек насиловали
и это было нормой

восемьдесят шесть

я не знаю как подступиться к тому о чем я хочу говорить сейчас

восемьдесят пять
восемьдесят четыре

я сделала все чтобы сбежать из мира где женщин убивают за то что они женщины
я получила образование
у меня хорошая работа
мне хватает денег на еду

восемьдесят три

когда мы говорим и пишем: насилие насилие насилие

восемьдесят два

чем больше мы о нем думаем тем сложнее нам удаётся о нем думать и заниматься критикой насилия

все умные люди понимают про государственное и медийное насилие

восемьдесят один
восемьдесят

но мы не говорим о насилии в сообществе

семьдесят девять
семьдесят восемь
семьдесят семь
семьдесят шесть
семьдесят пять
семьдесят четыре
семьдесят три
семьдесят два
семьдесят один
семьдесят
шестьдесят девять

я

шестьдесят восемь
шестьдесят семь

я узнала о том что молодой поэт
изнасиловал мою подругу
ещё я узнала что он
домогался до моей коллеги
я вспомнила что у меня самой был сомнительный эпизод с этим поэтом

шестьдесят шесть
шестьдесят пять
шестьдесят четыре
шестьдесят три

другой человек из нашего сообщества
изнасиловал меня три года назад

он сказал что для него это был важный акт
через насилие надо мной он обрёл утерянный фаллос
он сделал это специально
шестьдесят два
шестьдесят один
шестьдесят
пятьдесят девять
пятьдесят восемь
пятьдесят семь

меня не били
нас не били
не рвали на мне одежду
не рвали на нас одежду

пятьдесят шесть

чем насилие из прошлого отличается от насилия которое осуществляют мужчины среди которых я живу сегодня

пятьдесят пять

и какое имя я должна дать тому что происходило со мной и другими женщинами

пятьдесят четыре

я не буду изобретать новые имена
я называю то что происходило
изнасилованиями

пятьдесят три
пятьдесят два

почему никто из нас не говорит о насилии в интеллектуальном сообществе

пятьдесят один

почему

пятьдесят

почему мужчины пишут тексты о войне на которой они никогда не были
и не пишут о том что они делают с нами здесь

сорок девять

почему все читают феминистские тексты
и становятся профеминистами в фейсбуке
но никто из насильников не признает своей вины публично

сорок восемь

почему женщины пережившие

сорок семь

почему никто из мужчин не признает своей вины

сорок шесть

сорок пять
сорок четыре

все боятся

сорок три

оказаться в изоляции

сорок два

изоляции

сорок один

когда женщину

сорок

когда женщину
когда женщину
когда женщину
когда женщину
когда женщину

тридцать девять

я могу рассказать что я чувствовала тогда

я верила этому человеку

и он изнасиловал меня

тридцать восемь

я знаю вы ждёте когда я досчитаю до нуля

тридцать семь

но когда я досчитаю

тридцать шесть

я начну снова

тридцать пять

считать

потому что

тридцать четыре

я чувствую бессилие

тридцать три
тридцать два
тридцать один

моего голоса недостаточно чтобы остановить

тридцать

все боятся скандала

двадцать девять

я не хочу писать в фейсбуке об этом
я хочу говорить с вами об этом
сейчас когда все мы здесь
а не за своими компьютерами

двадцать восемь

потому что в шуме фейсбука

утонут женщины
и я утону в этом шуме

двадцать семь

я хочу говорить

двадцать шесть

и не бояться
обвинения
изоляции
травли

двадцать пять

как мы
поэтессы редакторки издательницы философини социальные исследовательницы писательницы

двадцать четыре

можем говорить и не бояться

двадцать три

вся власть принадлежит мужчинам

двадцать два

женщин
которые говорят правду
называют ведьмами и сумасшедшими

двадцать один

как я могу говорить

двадцать
девятнадцать

если мне не поверили
тогда

восемнадцать

и не поверят

семнадцать

шестнадцать

пятнадцать

четырнадцать

тринадцать

двенадцать

я чувствую бессилие

одиннадцать

десять
девять

восемь
семь
шесть

бессилие

пять

бессилие

четыре

бессилие

три

бессилие

два

бессилие

один

бессилие

ноль

бессилие

сто

Константин Шавловский

МАШЕНЬКА, МЕДУЗА

илчное тоэ липтоическео

1.

я молчу про насилие

пока одни о нем говорят называя так свой опыт с партнером другого пола
любовную травму предательство непонимание
создавая свою идентичность
из неудачи

другие насилуют
моих сестер в подворотнях
превращая их лица
и то что под ними в труху

месть
под прикрытием мести

и опыт без языка

я хочу сказать
что это одно и то же
и не могу

я — насильник

мальчики
рожденные в постсоветское пространство
матерями —

насильники

нас до сих пор производят
как необходимость
как хлеб

///

Моя подруга, прочитав этот текст, сказала, что этот метод и этот язык не передают того опыта, о котором я хочу говорить. Может быть, сказала она, потому что это слишком прямой текст.

Я думаю, нет. Думаю, он просто слишком похож на текст, этот текст.

///

в седьмом классе
меня называли машенькой
за то что я не стригся
и волосы на моей голове
секлись
как язычки маленьких змей

///

жертва может сказать о насилии
бросить вызов сообществу,
обществу,
государству
возможно ее поддержат
лайками в социальных сетях

я не обесцениваю опыт признания
заставляющий пережить
жертву снова и снова

насилие и новое насилие тех
кому всегда есть что сказать

я говорю
о том

что насильник всегда молчит

///

с детства мы знаем
как поступают с насильниками на зоне

поэтому каждый
насильник будет молчать

каждый — насильник

все мальчики постсоветского мира
мы все молчим

///

переходя на сторону сильных
мы становимся театром
сценой занавесом

антрактом

///

змеи в моей голове давно мертвы
но взгляд еще способен
остановить, возможно

я машенька
я медуза

я говорю

2.

здесь и дальше
свидетельство не имеет обратной силы
срока давности
гендера
цвета

кроме цвета обоев (сиреневые в полоску с цветами)

///

сказал_а
вынимая речь из себя

///

за шкафом из красного дерева
купленным в годы нэпа
который стоял на шухере
пока в глубине комнаты
нет не прозвучало столько раз
что и шкаф мог бы подвинуться

но остался

на диване продавленном
со стертым рисунком в пятнах
бесконечным рисунком
орнаментом в памяти тела
у которого нет
причин для насилия

нет причин для насилия
кроме

кроме насилия

тела над телом
тела над языком

///

она говорила нет
и тогда я взял ее на руки
и перенес на диван

а когда понял что она
действительно не хочет

просто потрахаться

было уже поздно

мы молчали
пока не пришло такси

///

насильники не говорят
нигде кроме зала суда

речь насильника
не оправдывающего
и не жалеющего себя
невозможна
даже в поэзии

об этом молчат
прозаики публицисты

об этом не говорят
в письмах тем более в социальных сетях
в курилках с коллегами по работе
на литературных вечерах
вообще в публичных пространствах

в разговорах с друзьями
самыми близкими
не говорят

///

я хочу признаться
что изнасиловал женщину
когда был молодым мужчиной

///

я признаюсь в изнасиловании
после пятнадцати лет
молчания

чтобы ярость тех
кто хочет возмездия
обрушилась на меня

здесь и сейчас

///

в индустрии насилия
нет исключений

///

тех
кто отмывает тело
годами
от слабых следов
насилия

как если бы
я тогда
это я
изнасиловал всех женщин

///

потому что никто
не будет освобожден
иначе

потому
что

///

в индустрии насилия
нет исключений

3.

за горизонтом мести
однокрылые бабочки
встрепенулись и потекли
вниз по глазам туда
где раздетую речь
с позором ведут неофашисты_ки
к окончательному значению

///

пока месть
будет единственным ответом
на насилие

мы его не узнаем

не отличим
от ловца

///

я превращаюсь
в растворимое
неповторимое
квир-чудовище

я насильник

я машенька

я медуза

в театре слабых следов
шкаф и диван
рисунок коричневый
и пятно на рисунке
рот обвиняющий
и слюна во рту
вагинальная смазка
сперма на животе

каждый
каменный день
развернутого лица


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202322586
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202327417