pic-7
Анна Арутюнян, Андрей Егоров
22 августа 2013 Colta Specials Комментарии ()

Человек, которому больше всех надо

Человек, которому больше всех надо

Можно ли стать куратором за семестр? Как преодолеть собственный снобизм? При чем тут уголок этикетки?





Стереотип

В последнее время, кажется, сложился такой стереотип, что куратор — это человек, не имеющий постоянного места работы, свободный от офисной рутины и занимающийся различными выставочными проектами — преимущественно в сфере актуального искусства. Есть ощущение, что это какой-то новый феномен, новая профессиональная ниша. А это не совсем так.

© Юлия Рыженко / Colta.ru

Андрей Егоров и Анна Арутюнян, научные сотрудники MMOMA и кураторы музейной экспозиции «Сны для тех, кто бодрствует»

История вопроса

Если отталкиваться от этимологии, сам термин оказывается достаточно старым, если не сказать древним: он имеет латинский корень и связан со словом curare, что буквально означает «заботиться, лечить, осуществлять попечительство». Мы недавно узнали, что в античном Риме куратором называли человека, ответственного за поддержание акведуков, — иными словами, начальника древнеримского ЖКХ. Потом, в Средние века, в Европе это слово закрепилось за людьми, которые управляли странноприимными домами и сиротскими приютами — буквально заботились об обездоленных. А в советское время ведь были и свои «кураторы» в органах госбезопасности. В знакомом нам контексте, то есть применительно к тем, кто отвечал за коллекции искусства и прочих редкостей, термин используется уже с XVII века. И хотя с тех пор у него периодически появлялись конкуренты (вроде «инспектора»), термин этот прижился и в наши дни многим даже успел набить оскомину.

 
Заботливый сотрудник

Штатная позиция куратора по традиции существует во многих европейских и американских музеях (причем не только художественных), а иногда и в архивах, библиотеках и даже ботанических садах. Имеется в виду специалист, который отвечает за определенную коллекцию (или какую-то ее часть), исследует и пополняет ее, а также, что важно, репрезентирует посредством выставок, каталогов, путеводителей.

В России музейная номенклатура исторически другая. С советских времен людей, которые, по сути, выполняют функции «кураторов» в музее, называют научными сотрудниками; при этом есть также отдельная должность хранителя. Они работают в одной команде, но на первого ложится обязанность, предположим, разрабатывать выставочные концепции и писать каталожные статьи, а на второго — забота о сохранности экспонатов и выдача их на выставки. По большому счету музейный, «институциональный», куратор — не какая-то специфическая ветвь кураторства, но, возможно, самая естественная, исторически укорененная форма этой деятельности. И пускай она не самая свободная (прежде всего в бюрократическом плане), в ней есть важное преимущество — ты знаешь «свою» коллекцию лучше фрилансера.

 
Профессия?

Неожиданно стало очень модно быть куратором, считать это своей профессией. Сейчас появляется много школ и курсов, которые специально готовят людей к этой стезе — в том числе и в жанре «стань куратором за семестр». Это прекрасно, но понятно, что при таком подходе человеку все равно потребуется фундаментальная база — серьезная подкованность в области истории и теории искусства. Кураторство — это все-таки не профессия, а только один из возможных способов применения специальных знаний и навыков, если угодно, область ответственности; профессией, хотим мы того или нет, пока еще остается искусствовед.

 
Должностная инструкция

Если задуматься, идеальный куратор должен быть не иначе как uomo universale. Начиная с того, что ему нужно быть «в теме», постоянно совершенствовать свою эрудицию, читать на иностранных языках, много путешествовать и смотреть, дабы находиться на переднем крае экспозиционных решений — ведь он должен произвести на свет релевантную, сильную концепцию выставочного проекта. Потом — нужно уметь грамотно и понятно выражать свои замысловатые идеи (стройно писать, складно говорить, аргументированно спорить). Наконец, обладать недюжинными организаторскими способностями, быть дипломатичным при общении с художниками, коллегами, рабочими, спонсорами, руководством и вместе с тем быть спокойным и уверенным — излучать мудрость и авторитет. И ко всему прочему, после бессонной недели монтажа на открытии выставки в свете телекамер куратор должен выглядеть презентабельно и свежо. Сочетать все эти добродетели в правильной пропорции, да еще в одном человеке, довольно трудно. Поэтому мы и работаем вдвоем.

«Сны для тех, кто бодрствует»

Один за всех

Когда делаешь большой проект в музее, главная сложность — это синергия. Очевидно, что все службы — отдел фондов, пиар- и выставочный отделы, монтажники, реставраторы, все вплоть до сотрудников бухгалтерии — должны действовать в команде, мотивированно и слаженно. Каждый, кто работал в коллективе, когда в конечный продукт вовлечено большое количество людей, понимает, что само по себе это уже немалая проблема. Неизбежно возникает конфликт интересов, проявляются и личные амбиции (что нормально), и разные представления об ответственности (что хуже). Куратор в такой ситуации оказывается человеком, которому «больше всех надо». На всех этапах работы чрезвычайно важно сохранять достоинство и уважительный тон — это инструмент правильной коммуникации. В конце концов, из-за проблем в общении страдает выставка и снижается удовольствие от процесса, которое должно все-таки дополнять «протестантскую этику». Серьезно рассуждая о сообществах и коммуникации, мы сами должны пытаться переводить эти разговоры в практическое русло.

 
High finish

При грамотной организации процесса жить, конечно, намного проще. Правда, в нашей стране все, что связано с менеджерскими и координаторскими функциями, до сих пор находится в стадии становления. Это всегда видно по качеству конечного продукта. И дело здесь не в крутизне концепции и даже не в серьезности текстов, а в том, загибается ли у тебя на экспозиции уголок этикетки или нет. По-английски это называется high finish, и именно в этой «сделанности» проявляется слаженность командной работы. К сожалению, в российских институциях этот показатель пока не на стопроцентном уровне. Зато есть к чему стремиться.

 
Снобизм

В немногочисленном кураторском/искусствоведческом сообществе действительно существует такая проблема. Причем сталкиваешься с ней уже со студенческих лет. И если в «цеховой» среде к этому можно относиться стоически (как к издержке профессии), то в отношении зрителя высокомерие совершенно недопустимо — учитывая значение выставки как публичного мероприятия. В сфере современного искусства, в частности, все замыкается в порочный круг: с одной стороны, профессионалы причитают, что это искусство не популяризируется, растет пропасть непонимания и неприятия, а с другой — они сами создают выставки, в которых не дают себе труда эту дистанцию преодолеть. Бывают, разумеется, очень интересные и влиятельные примеры подчеркнуто элитарных, неадаптированных проектов, но они скорее уместны в особом контексте — в некоторых галереях, выставочных пространствах, но точно не в музее.

 
Интеллектуальная толерантность

Есть мнение, что если ты, к примеру, не процитировал в своем тексте Жижека или не скорбишь по кончине «модернистского проекта», ты автоматически профанизируешь современное искусство. То есть оправдание в «прогрессивном» арт-сообществе имеют только левые проекты, овеянные протестным политическим пафосом. При всей очевидной симпатии к демократическим идеям и гражданским ценностям не покидает чувство, что искусство в таких проектах зачастую служит предлогом для той полемики, которая, возможно, более эффективно могла бы вестись в газете или популярном блоге. Нужно ли отказывать произведениям художников в визуальной, пластической силе? Ведь именно в этом заключена также их подлинная риторическая убедительность. Если у левых утопическая интенция — создать общество справедливости, то справедливость должна быть и в том, что выставки могут быть разными и не должны сводиться к агитпропу. В этом смысле должна быть какая-то интеллектуальная толерантность.

 
Работа на широкую аудиторию

В музей ходит самая разная публика, поэтому установка музейных кураторов на широкого зрителя и попытка сделать в хорошем смысле популярный проект — это преодоление собственного снобизма и стремление к социальному взаимопониманию. Понятно, например, что не имеет смысла писать текст на пародийном птичьем языке, в который сложно вчитаться даже заинтересованным зрителям. Коллеги, злоупотребляющие профессиональным жаргоном, по сути проповедуют обращенным — их тексты способны переварить только те, кого уже не надо ни в чем убеждать. Познавательный градус таких проектов достаточно низкий. В то же время адаптированные экспликации нельзя, разумеется, сводить к милым, легко считываемым клише. Конечно, у зрителей варьируется уровень эрудиции, но никогда нельзя недооценивать их интеллект — это не синонимы. Не должно быть и такого: «мы все знаем и сейчас всем вам расскажем, как оно обстоит на самом деле». Ведь в процессе разработки темы сам столько всего узнаешь и открываешь, что приходится ставить вопросы и искать решения вместе с воображаемым зрителем.


Подготовила Юлия Рыженко

Следующий материал По следам Белой башни

новости

ещё