pic-7
Борис Нелепо
5 февраля 2013 Кино Комментарии ()

Роттердам-2013: 10 способов увидеть чудо

Роттердам-2013: 10 способов увидеть чудо

БОРИС НЕЛЕПО об эксцентричных луках, разочарованиях и сокровищах Роттердамского кинофестиваля


В этом году в Роттердаме за трех равноценных «Тигров» (денежный эквивалент каждого составляет 15 тысяч евро) в основном конкурсе соревновались шестнадцать картин. В составе жюри из пяти человек были Сергей Лозница, китайский художник-диссидент Ай Вэйвэй, иранская актриса Фатеме Мотамед-Арья, которой два года назад власти запретили сниматься и играть на сцене.

Одним из победителей стал иранский «Толстяк» Мохаммеда Ширвани — страннейший сюрреалистический фильм про невероятного жирдяя, который шантажирует девушек, пытающихся склеить его красивого глухонемого сына. Такого в иранском кино мы еще не видели: барышни ведут себя так, словно снимаются у Джадда Апатоу. Несмотря на платки на голове, они обильно накрашены, ведут себя самоуверенно, развязно и, завидев человека, угрожающего наручниками, не просто не выказывают ему никакого патриархального уважения, но покрывают его отборными ругательствами, прежде чем дать взятку.

© IFFR / Felix Kalkman

Режиссеры Мохаммед Ширвани («Толстяк»), Мира Форни («Мой пес Киллер») и Даниэль Хёсль («Солдат Жанетт»)

Это не комедия: фильм буквально пронизан атмосферой страха; вскоре уже к самому толстяку нагрянет незнакомец, который будет вымогать деньги за отсутствие документов, хранящийся алкоголь и незнакомую женщину в постели. Ширвани — художник, который подготовил для фестиваля еще и инсталляцию, показанную в рамках специальной ретроспективы «Внутри Ирана». «Толстяк» — визуальное кино, начинающееся с кадра, в котором пиявок на спине главного героя посыпают солью, они сворачиваются и скатываются по складкам жира, образуя длинные кровяные следы. Несмотря на рыхлый ритм, обусловленной сновидческой логикой фильма, «Толстяк» необычен и талантлив. В то же время нет ничего удивительного, что картина практически замыкала зрительский рейтинг — в радикальном Роттердаме предпочтения публики и критики всегда кардинально расходятся; в данном случае зрителей можно понять.

© International Film Festival Rotterdam

кадр из фильма «Толстяк»

Другое кино, которое смогло покорить жюри своей странностью, — «Солдат Жанетт» молодого австрийца Даниэля Хёсля, ассистента Зайдля и Главоггера, который и сам будто бы вышел из одной из картин того же Зайдля. Обладатель пышных усов, Хёсль похвалил жюри на церемонии закрытия: «Хороший выбор!» Прошел слух, что его колоритная внешность так приглянулась Лознице, что тот подумывает снять его в своей новой картине про Бабий Яр. Относительно фильма с самого начала было очевидно, что он победит: маневрируя между зайдлевской язвительностью и странностью, присущей греку Лантимосу, «Солдат Жанетт» рассказывает о преуспевающей даме, которая, не имея ни гроша, занимается истерическим потреблением. Оно выражается, например, в покупке дорогих платьев, которые она тут же выбрасывает в урну. Потребление героини не только материальное, но и культурное: она идет в кино на «Жить своей жизнью» и громко храпит на хрестоматийной сцене, где Анна Карина плачет, смотря Дрейера. О том, что для преуспеяния в современном обществе нужно не быть, но казаться, снято уже достаточно много картин: месседж оказывается исчерпан через полчаса, но фильм томительно тянется до отметки в 79 минут, чтобы иметь возможность претендовать на полный метр. Впрочем, успех австрийцу явно гарантирован, абсурдизм сейчас в моде.

Наконец, последняя награда досталась словацкой реалистической драме про скинхедов «Мой пес Киллер» Миры Форни.

© International Film Festival Rotterdam

Кадр из фильма «Солдат Жанетт»

Директор фестиваля Рутгер Вольфсон реформировал в этом году секцию «Светлое будущее» (Bright Future), которая теперь тоже стала конкурсной. Судило ее жюри ФИПРЕССИ, куда входил и я. В нашу программу вошло 19 мировых премьер. Среди них было немало интригующих названий, но, увы, особых открытий нам сделать не удалось. Что неудивительно: «Светлое будущее» стало практически вторым конкурсом, при этом критерии отбора здесь примерно те же (дебюты и вторые картины), а, значит, даже сами отборщики сочли отобранные фильмы недостаточно хорошими, чтобы войти в основной конкурс.

Одним из немногих исключений стала «Пятая песнь Каспара Хаузера» галисийца Альберто Грасии (продюсером выступил Оливер Лакс, автор нашумевшего «Все мы — капитаны»), фильм, который явно выбивается из всех форматов и стандартов. Это снятая на 16 мм часовая фантазия о знаменитом найденыше, про которого Вернер Херцог снял «Каждый за себя, а Бог против всех». Нужно иметь определенную смелость, чтобы снимать кино после Херцога, но Грасия с ним не конкурирует: его кино — экспериментальный артефакт, который пытается в семи главах показать становление Каспара Хаузера его же глазами. Почти нет слов, лишь изредка появляются эпизодические персонажи, например, Бэтмен. Видимо, именно на эти сущности распадается и проецируется загадочный Хаузер. Фильм Грасии и стал победителем «Светлого будущего».

© International Film Festival Rotterdam

Кадр из фильма «Пятая песнь Каспара Хаузера»

Среди других фильмов было слишком много «фестивального продукта» — например, традиционных картин, получивших поддержку от фонда Хуберта Балса. Этнографические исследования о жизни в малых индонезийских деревнях с каждым годом становятся все больше похожи друг на друга, хотя в одном из них — «На материнской голове» — обнаружилась остроумная сюжетная линия про огромного борова, осеменяющего всех свиноматок в окрестностях; отдельная продолжительная сцена посвящена удалению тестикул у малышей-поросят.

Впрочем, Роттердам все равно остается одним из самых увлекательных, радикальных, незашоренных фестивалей мира, поэтому, несмотря на отсутствие открытий в конкурсных программах, не составило большого труда найти десять замечательных фильмов, благодаря которым лично мне этот фестиваль запомнится.

 
Топ-10 Роттердамского кинофестиваля

 1) «Молния» (Foudre), Мануэла Морген, Франция, 2013

© International Film Festival Rotterdam

Мануэла Морген на съемках фильма

Самый удивительный фильм всего фестиваля — четырехчасовой  режиссерский дебют автора книги о депрессии, над которым она работала почти десять лет практически без всякого финансирования. Название не обманывает: кино посвящено природе молнии. Оно начинается как документальное эссе о людях, переживших удар молнией, который изменил их жизнь. Только сразу чувствуется подвох: повествование ведется от лица некоего громовержца Баала, знаменитого французского диджея. Оказывается, четырехчасовая продолжительность фильма — не блажь, но следствие причудливой архитектуры: «Молния» имеет подзаголовок «легенда в четырех сезонах» и действительно разделена на четыре главы, четыре времени года — так, наверное, документальное кино мог бы снимать Жан-Шарль Фитусси. От сраженных молнией мы переходим к пациентам известной психиатрической лечебницы, в которой депрессию и кататонию лечат электрошоком. Следующая остановка — пустыня в Сирии, где произрастает знаменитый гриб-афродизиак из «Тысячи и одной ночи», по легенде, самозарождающийся после удара молнии. У каждой из глав свой рассказчик — Баал, Сатурн, Симеон-столпник, их участие все больше размывает границу между документальным и игровым, и эта граница полностью растворяется в финальной главе, экранизации малоизвестной пьесы Мариво «Диспут», которую недавно ставил в театре Патрис Шеро. В финале на дискотеке у Баала танцуют все герои, вымышленные и настоящие. «Тысяча и одна ночь» упоминается в фильме неспроста: «Молния» сама — похожая  коллекция историй и случаев, соединенных самым необычным и зрелищным образом. 


2) «Башни и кометы» (Torres & Cometas), Гонсалу Тоша, Португалия, 2012

© International Film Festival Rotterdam

Маленький фильм, который содержит примерно все, за что принято ценить современное португальское кино, — теплая интонация, прекрасная музыка, рефлексия о местах и городах.  Его режиссер Гонсалу Тоша дебютировал в 2011 году документальной картиной «Это Земля, не Луна» — обстоятельно снятым трехчасовым путешествием на португальский остров Корво, самый маленький в Азорском архипелаге. Его «Башни и кометы» — скромный часовой травелог о Гимарайнше, первой столице Португалии и, соответственно, родине первого короля.  В 2012-м Гимарайнш был объявлен культурной столицей Европы — и именно в этом году в Португалии из-за кризиса остановилось кинопроизводство, было ликвидировано Министерство культуры; при этом на европейский грант, выделенный  «культурной столице», португальцы произвели порядка сорока коротко- и среднеметражных работ. Гонсалу Тоша остается верным тактике своего первого фильма, он не является беспристрастным наблюдателем, но вместе со своим звукорежиссером становится активным участником своей картины.

 
3) «Прощай, Сайгон» (Number 10 Blues / Goodbye Saigon), Осада Норио, Япония—Вьетнам, 1975/2013

© International Film Festival Rotterdam

Одна из немногих находок в традиционной роттердамской секции «Обретенное» — эта странная би-муви, затерявшаяся во времени. Близится к концу противостояние Северного и Южного Вьетнама. Главный герой — хлыщеватый японский бизнесмен — наслаждается прелестями жизни в Сайгоне, несмотря на гремящую поблизости войну. Все меняется после того, как японец в рамках самообороны убивает своего уволенного помощника и решается бежать на родину, поскольку не доверяет местной полиции. Он влюблен в певичку, которая подрабатывает в клубе у главаря местной мафии, тот соглашается сделать фальшивый паспорт и , разумеется, подставляет главного героя. Влюбленная пара и присоединившийся к ним экс-гангстер, отец которого был японцем,  отправляется через зону военных действий на украденном джипе, чтобы успеть на один из отплывающих кораблей.

Осада Норио работал сценаристом у Киндзи Фукасаку в начале семидесятых, а в 1974-м приступил к съемкам режиссерского дебюта. «Прощай, Сайгон» снимали на натуре прямо под аккомпанемент настоящих перестрелок, но финансирование в последний момент оборвалось. В прошлом году в архивах нашлись отснятые материалы, позволившие завершить кино. Очень жалко, что так вышло: фильм мог бы стать объектом культа, потому что снят с уже позабытым мастерством — он очень красив, обладает уникальной фактурой, неожиданно сложно нюансирован. Это меланхоличная road-movie, трагическая развязка которой предрешена. Главной движущей силой здесь становится кровь. Она проливается в братоубийственной войне где-то поблизости. Она течет в жилах юноши, который не может понять, кто он — японец или вьетнамец. Именно из-за нее подставляет главного героя мафия: никакие деньги, законы и аргументы не смогут искупить убийство местного приезжим, такое не прощают. До конца войны — чуть больше месяца.


4)  «Японская трагедия» (Japan's Tragedy), Масахиро Кобаяси, Япония, 2012

© International Film Festival Rotterdam

Один из самых «французских» японских режиссеров Масахиро Кобаяси снимает совсем малобюджетные фильмы, действие которых едва выходит за пределы одной-двух комнат. Такими были его прекрасные «Женщины на грани» (подробнее см. здесь), вместе с которыми «Японская трагедия» образует своеобразную дилогию о Фукусиме. Они сняты в собственном доме режиссера, рифмуют коллективную травму и боль частную, семейную. Фильм посвящен не только происшедшей в стране катастрофе, но и 31 560 самоубийцам, покончившим с собой в Японии в 2010 году. «Японская трагедия» начинается со сцены, длящейся 16 минут: из больницы после изнурительного лечения возвращается отец, который намерен умереть в родных стенах. Его взрослый сын напивается, поминая умершую несколько лет назад мать. Во флэшбеках, действие которых происходит ровно в том же доме, мы узнаем о трагедии, разрушившей семью, — безработица, отчаяние, алкоголизм плюс цунами, унесшее жену и ребенка молодого героя. Такое кино принято называть театральным, поскольку оно избегает кинематографических эффектов, делает ставку на актерское мастерство, строится на протяженных планах-эпизодах. Кобаяси продолжает снимать на самую простую цифровую камеру, отчего изображение расплывается и оказывается не в фокусе, но эти погрешности только подчеркивают его незаурядную режиссерскую силу. Роль отца, который больше не хочет жить, сыграл знаменитейший актер Тацуя Накадай, звезда картин Акиры Куросавы и Масаки Кобаяси.


5) «Три упражнения в интерпретации» (Trois exercises d'interpretation), Кристи Пую, Франция, 2013

© International Film Festival Rotterdam

Несмотря на небольшое количество российских фильмов в программе — мировая премьера «Разносчика» Андрея Стемпковского, показ «Я тоже хочу» Алексея Балабанова, короткометражка Станислава Дорошенкова «Послесловие к брошюре 1942 года» по мотивам одноименной работы академика Лихачева, — русское присутствие было ощутимо. Прежде всего благодаря организованной Евгением Гусятинским первой полной зарубежной ретроспективе Киры Муратовой. Но самый парадоксальный, неожиданный русский след — новый проект автора «Смерти господина Лазареску», основанный на «Трех разговорах» Владимира Соловьева. Судя по всему, Пую готовит новый полноценный проект, вдохновляясь трудами Соловьева, а «Три упражнения в интерпретации» — три маленьких часовых фильма, снятых в рамках воркшопа. Минимум сюжета, продолжительные диалоги, актерские этюды — наблюдать за этим очень интересно, это, может, и не настоящий фильм, но возможность оказаться в мастерской у интересного режиссера.


6) «Мюнхен — секреты города» (München — Geheimnisse einer Stadt), Доминик Граф, Михаэль Альтен, Германия, 2000

© International Film Festival Rotterdam

Роттердам в первую очередь славится незаурядными и неочевидными ретроспективами. В этом году гордостью фестиваля стал курируемый Олафом Мёллером смотр преимущественно телевизионных работ немецкого режиссера Доминика Графа (см. интервью с ним). Граф всегда позиционировал себя как ремесленник, автор жанрового кино, в частности, полицейских картин. Но в его фильмографии есть и предельно личные картины — как, например, «Думаю о Германии — Шепот на горе вещей» («Denk ich an Deutschland — Das Wispern im Berg der Dinge»), посвященная отцу, актеру Роберту Графу. «Мюнхен — секреты города» — еще более личная, странная, трудно классифицируемая работа Графа. Фильм начинается как лирическое киноэссе, способное встать рядом с такими замечательными портретами городов, как «Порту моего детства» Мануэла ди Оливейры, «Хельсинки навсегда» Петера фон Бага или «Лиссабон в кино» Мануэла Мозуша. Впрочем, фильм тут же мутирует во что-то большое — фантазию о городе, сновидение. Один из рассказчиков — слепой мужчина, который выдумывает и/или вспоминает истории про обитателей Мюнхена: например, про контролершу билетов в метро, которая влюбляется в одного из пассажиров. Эти истории проиллюстрированы стоп-кадрами и мини-фильмами, напоминающими о работах Криса Маркера. «Мюнхен — секреты города» посвящен даже не одному конкретному городу, но самому состоянию жизни в мегаполисе, он пытается рассказать о том, как это вообще  — жить в определенном месте, которое обрастает тысячами частных пересекающихся историй.


7) «Центральный регион» (La région centrale), Майкл Сноу , Канада, 1971

© International Film Festival Rotterdam

В рамках программы Sound Stages в Роттердаме чествовали канадского классика экспериментального кино Майкла Сноу («Длина волны»), который даже провел перформанс, на специальном сеансе демонстрируя слайды с комментариями. Событием стал и редкий показ одного из его самых знаменитых фильмов «Центральный регион», который критики называют, возможно, самой зрелищной экспериментальной картиной. Для «Центрального региона» Сноу изобрел особую камеру, способную вращаться по обеим осям на 360 градусов, и снимал непримечательный пейзаж на севере Квебека. В фильме нет естественных звуков и шумов, вместо них используются компьютерные звуки, в ритм которым движется и камера, словно на американских горках. «Центральный регион» особенно актуализировался в прошлом году после успеха картины Николя Рэя «иначе, Молюссия» (подробнее здесь), которая с точки зрения формы была очень сильно вдохновлена работой Майкла Сноу. Трехчасовой фильм Сноу лежит целиком на YouTube, благодаря чему можно оценить его красоту и изобретательность, но очень хочется верить, что кто-нибудь из кураторов когда-нибудь решится привезти в Москву 16-миллиметровую пленку и устроить полноценный показ этой, ключевой для понимания экспериментального кинематографа, ленты.


8) «Фата-моргана» (Fata Morgana), Петер Шрайнер, Австрия, 2013

© International Film Festival Rotterdam

Австрийский документалист Петер Шрайнер молчал десять лет и только в 2006 году вернулся в кинематограф, сняв «Беллависту», а затем «Тото». Как заметил критик Дмитрий Мартов в своем тексте о «Тото», Шрайнер интересуется съемкой «людей в пейзаже». Фильм разрывается между небольшим, словно заброшенным, домом и пустыней Сахарой. Нет никакого сюжета, только два пожилых человека — морщинистая Джулиана со скрюченной рукой и ее любовник Кристиан, с которым она обменивается многозначительными загадочными репликами. Шрайнер снимает долгими планами в ч/б лица героев, приближая камеру настолько, насколько это возможно. Это не документалистика в привычном понимании, а скорее некая поэтическая фантазия. Режиссер — постоянный завсегдатай Роттердама,  и его фильмы непросто увидеть за пределами фестивалей; они требуют определенной усидчивости, но их загадочность и своевольная красота — достойное вознаграждение для терпеливого зрителя.


9) «Белая эпилепсия» (White Epilepsy), Филипп Гранрийе, Франция, 2012

© International Film Festival Rotterdam

Филипп Гранрийе сейчас работает над своим четвертым полнометражным фильмом «Лихорадка» (Fièvre) и в перерывах снимает небольшие картины. В прошлом году он показывал лирический документальный портрет радикального левого режиссера Масао Адати «Может быть, красота укрепила нашу решимость» (см. подробнее здесь). «Белая эпилепсия» — первая инсталляция из запланированного триптиха «вертикальных» видеоработ, за ней последуют «Смертоносный» (Meutrière) и «Беспокойство» (Unrest). Гранрийе придерживается вертикального соотношения кадра, из-за чего задействованной оказывается примерно треть экрана, словно фильм снят на телефон. Объединяющее все части проекта настроение типично для режиссера — это беспокойство. «Эпилепсия» начинается с долгого плана спины обнаженного мужчины, который изгибается и извивается так, что вскоре вовсе теряет человеческие очертания и превращается словно в фигуры с картин Фрэнсиса Бэкона. Под зловещее рычание возникает голая женщина (танцовщица Элен Рошото), пара двигается в медленном танце, словно в бреду, снящемся по мотивам «Орфея и Эвридики». С ночным кошмаром сравнивает эту работу и сам Гранрийе. В общем, чтобы получить приблизительное представление, лучше посмотреть трейлер.


10) «Комплекс» (The Complex), Хидэо Наката, Япония, 2013

© International Film Festival Rotterdam

После ряда проходных фильмов и вылазок в англоязычный кинематограф автор «Звонка» и его многочисленных вариаций возвращается к своему главному жанру — японскому хоррору, снятому при участии студии «Никкацу». Молодая девушка вместе со своими родителями и маленьким братом переезжает в странный, словно заброшенный жилой комплекс. Но жильцы тут все же есть — к примеру, в квартире напротив живет загадочный сосед, который никого не пускает к себе, а по ночам скребет стену, не давая героине спать. Во дворе в песочнице играет грустный мальчик. К тому же почему-то родители каждое утро начинают с одного и того же диалога… В интервью Наката говорит о том, что вдохновлялся в первую очередь картиной «Впусти меня» Томаса Альфредссона. Впрочем, в «Комплексе» чувствуются отголоски всех лучших страшных фильмов в диапазоне от «А теперь не смотри» до «Шестого чувства» — и тем печальнее наблюдать, как тонкая и грустная ghost-story к финалу разрушается банальными постановочными решениями и лобовыми приемами. Увы, Наката идет против главного правила: его кино пугает ровно до тех пор, пока оно полно загадок и непостижимого. Но стоит в кадре возникнуть восставшим мертвецам и гниющим детям-убийцам, и все волшебство пропадает; хотя и в таком виде «Комплекс» куда изобретательнее и интереснее современного Голливуда, который совсем разучился пугать.

новости

ещё