2 ноября 2017Театр
134

«В современном театре всегда нужно быть начеку»

Шведский актер и перформер Роберт Фукс — об актерской профессии и гастролях в Москве

текст: Камила Мамадназарбекова
Detailed_picture© Alex Youcu

В субботу, 4 ноября, на сцене «Гоголь-центра» с моноспектаклем «Трансформации» впервые в России выступит Роберт Фукс — член труппы Городского театра Стокгольма и лауреат шведской театральной премии «Медея». C известным шведским актером и перформером специально для COLTA.RU беседует Камила Мамадназарбекова.

— Как так получилось, что вы стали актером?

— В тех или иных формах я пытался вскарабкаться на сцену всю свою жизнь, начиная с дивана на кухне у моих родителей — он и стал моей первой сценой. Как сейчас помню: я забираюсь на него и исполняю песни собственного сочинения, небольшие скетчи. Мне до сих пор кажется, что квинтэссенция работы актера сводится к этому первичному детскому порыву: забраться куда-то — и ух! Главное, чтобы перед тобой был зритель, в моем случае — мои родители. Потом были всякие андеграундные площадки в Стокгольме и по всей Швеции. Первым более-менее постоянным местом работы после долгих лет скитаний по маленьким сценам стал Orionteatern — фантастическое место, бывшая фабрика, переделанная в современную театральную площадку.

— Сегодня вы работаете в труппе одного из главных шведских театров — Городского театра Стокгольма, но при этом регулярно выступаете с сольными проектами. Как вам удается это сочетать? В каких отношениях в Швеции вообще находятся финансируемые государством стационары и независимая сцена?

— Хороший вопрос. Надо понимать, что работать на бессрочном контракте — это невероятная привилегия, на всю Швеции таких счастливчиков всего 170 человек. Никогда не думал, что буду работать вот так — получая зарплату каждый месяц, испытывая уютное чувство социальной защищенности. С ним, кстати, приходится постоянно бороться — в современном театре всегда нужно быть начеку, в режиме боевой готовности. Когда я получил бессрочный контракт, для меня было принципиально оставить за собой возможность заниматься независимыми проектами — без этого глотка воздуха я бы не выжил. Большие проекты, широкая аудитория Городского театра Стокгольма дают, конечно, чувство уверенности в себе — но энергетический заряд, кислород, позволяющий активировать мозг, я получаю в основном за пределами этого здания. Только представьте себе: ежедневно в Городской театр приходит работать семь сотен человек! Я отнюдь не социопат, но, чтобы сохранять себя в тонусе, нужно регулярно выходить, фигурально выражаясь, на свежий воздух, замыкаясь в небольшом кружке единомышленников.

Я способен куда на большее, чем просто быть мужчиной!

— Как попадают в труппу? В России для этого нужно долго учиться в театральной школе у знаменитого мастера, потом проходить конкурс.

— В Швеции тоже — нужно окончить одну из четырех государственных театральных школ. Большинство актеров в крупных театрах трудятся на срочных контрактах длительностью от трех до пяти лет — бессрочный контракт раньше заключали в основном с пожилыми актерами, что называется, за выслугу лет. Но в последние годы бессрочные контракты стали все чаще предлагаться и молодым актерам — для того чтобы создать определенный профиль труппы. Думаю, они выбрали меня, хорошо зная, чем я занимаюсь и какой театр мне интересен, — так что ни для кого не стало сюрпризом, что в «ночную смену» я продолжал работать над собственными проектами. Но решение стать частью труппы, повторюсь, далось мне непросто — я все время думал, как и чем буду себя подстегивать, чтобы мозг продолжал работать, чтобы все время быть в поиске.

— Вы осуществили множество проектов, связанных с квир-культурой, с вопросами гендера. Что для вас значил спектакль «Орландо» по роману Вирджинии Вулф — одному из ключевых произведений ХХ века, давшему толчок развитию гендерных исследований, в котором заглавный персонаж в середине повествования превращается в женщину?

— Этот мой моноспектакль был фантастическим опытом. Самым интересным тут была сама возможность исследования того, как в разных ипостасях можно оставаться человеком, не уточняя, кем или чем конкретно ты являешься в тот или иной момент, — мы ведь редко на все сто процентов принимаем на себя определенную гендерную роль, пускай общество и пытается направить нас по какому-то одному пути, заставляет нас сделать выбор. Для меня «Орландо» — история того, как быть человеком в самом правдивом смысле слова. Текст Вулф — эксперимент, раздвигающий возможности человеческого разума и расширяющий границы познания: он предлагает задаться вопросом, кем бы ты был, если бы родился кем-то другим. Оказался бы ты тем же самым человеком, если бы родился существом другого пола, если бы ты вообще оказался Другим?

© Гоголь-центр

— Вы сейчас вывели идеальную формулу актерской профессии!

— В точку! В Швеции, кстати, после премьеры многие интересовались, кажется ли мне, что это драг-роль, — ну вот буквально спрашивали, играю ли я Орландо, когда он вновь рождается женщиной, как драг-квин. Мне-то кажется, что этим термином можно описать вообще все на свете: жизнь — это драг, актерство — это драг. Я способен куда на большее, чем просто быть мужчиной! И вы способны на большее, и мы все. Просто далеко не всем, увы, позволено использовать эти возможности. Орландо, например, сталкивается с трудностями, которые ему эти новые опции бытия открывают, — и ищет способы справиться с сопротивлением окружающего мира. Нужно ли говорить, что все это я соотношу с собственной судьбой?

— Значительная часть вашего портфолио — это моноспектакли. Можно ли сказать, что из всех театральных форм вы предпочитаете именно соло?

— Мне нравится форма монолога — когда ты общаешься с залом один на один. Интересное, к слову, чувство: в проведении спектакля участвует множество людей, без которых ни одно представление не могло бы состояться, но на сцену ты выходишь в одиночестве. Конечно, я с удовольствием участвую и в ансамблевых постановках, но на самом деле предпочитаю ситуацию, когда можно полностью сконцентрироваться на тексте и на игре, когда вокруг нет никого, на кого можно было бы рассчитывать. Люди, мне кажется, в принципе выброшены в этот мир с определенной предрасположенностью к одиночеству. На протяжении жизни мы стараемся цепляться друг за друга, хотя вообще-то самое важное — привыкнуть не нуждаться в окружении и быть довольным собой, слушать свой внутренний голос. Вот этим я и занимаюсь на сцене, когда работаю соло, — пытаюсь познать себя.

— Связано ли это как-то с вашим опытом сотрудничества со Шведским радио? Слышала, что вы много работаете диджеем, исполняете сатирические скетчи и радиопьесы.

— Мне очень нравится радио как медиум — оно позволяет создавать c помощью голоса и текста целые миры. Радио порождает очень насыщенное, заряженное смыслом поле — в отличие, например, от телевидения, рассеивающего внимание, отвлекающего нас от того, что по-настоящему важно. А главное, радио предоставляет слушателю пространство для воображения — ты можешь создавать собственные картины, виртуальные миры.

© Гоголь-центр

— Ваши скетчи и пьесы часто имеют сатирическую направленность. Это способ выразить политическую позицию, форма социальной критики?

— Юмор важен во всем, что я делаю. Возможность смеяться над самыми ужасными в мире вещами — это сила. Если все всегда воспринимать серьезно, можно впасть в глубокую депрессию. Хорошо иногда сделать шаг назад и улыбнуться. Смех, как ни крути, — наилучшая форма сопротивления страху и ненависти.

— Спектакль «Трансформации», который вы покажете в Москве, тоже можно провести по ведомству театральной сатиры?

— С точки зрения формы «Трансформации» очень далеки от того, что принято называть традиционным театром, — это перформанс-лекция, такой странный гибридный жанр, меньше всего похожий на монолог актера, обращенный к зрителям. Это будет что-то вроде экспедиции — способ поговорить со зрителем с глазу на глаз: для меня важно встретиться с человеком лицом к лицу, увлечь его за собой в какие-то иные миры. Нужно сказать, что «Трансформации» созданы специально для показа в Москве: это site-specific, заточенный под пространство «Гоголь-центра», в спектакле будет звучать не только шведский, но и русский язык. Спектакль, кстати, предполагает непосредственное участие зрителя — так что должно быть интересно.

— Что для вас значит выступать на сцене театра, художественный руководитель которого находится под домашним арестом, а дирекция подвергается уголовному преследованию?

— Для меня большая честь работать в таком профессиональном и динамично развивающемся театре, как «Гоголь-центр». Ситуация с арестом Кирилла Серебренникова — еще одно напоминание о том, что мы должны защищать свободу искусства. Не только в России, но и во всем мире люди театра должны держаться вместе, отстаивая демократические ценности. Я настроен на доверительный разговор с московской публикой — на самые разные темы: о моем творчестве, о вашей жизни. Самое главное сейчас — не закрывать двери, но становиться все более и более открытыми. Это наш единственный способ сделать мир более терпимым.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320799
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325919