21 апреля 2015
519

За пределами жизни и слов

Группа Easel играет так, что слова об этой музыке не нужны

текст: Сергей Бондарьков
Detailed_picture© Peter Gannushkin

Продолжаются гастроли швейцарского ансамбля Easel. После концертов в Москве они отправляются в Петербург.

Слово «easel» с английского переводится как «мольберт». Какая удача! Стоит заглянуть в словарь — и вот все готово для текста: три импровизатора как три точки опоры; подставка под холст как пустое (до поры!) пространство возможностей; параллели между живописью и музыкой заранее оправданны.

На выступающие ребра мольберта легко крепится нарядная драпировка фактов и шлейф ассоциаций. Да и вообще: костистый и стройный, причастный тайне искусства, но всем своим видом выражающий только скромность и надежность, мольберт красив сам по себе — текст, написанный вокруг его фигуры, может быть даже хорош, но вряд ли приблизит нас к музыке Easel. Это ложная, случайная аллегория.


Скорее всего, трио называется так по созвучию с аббревиатурой, складывающейся из первых букв фамилий участников — Кристофа Эрба, Майкла Зеранга и Фреда Лонберг-Холма. Эрб — саксофонист из Цюриха, швейцарский посол импровизационной музыки в Европе и США. Зеранг — чикагский ударник, американский ассириец во втором поколении, посвятивший себя музыке после того, как в далеком 1976-м оказался на одном из последних концертов уже частично парализованного Рахсана Роланда Кёрка. Лонберг-Холм — как он сам про себя шутит, «антивиолончелист», в свое время успевший поучиться и у Мортона Фелдмана, и у Энтони Брэкстона. Но все это тоже уводит нас в сторону. Биографии всех троих содержат еще массу ярких фактов, но узор, который они образуют, при всей его привлекательности почти так же мало говорит об их музыке, как и метафорическая фигура мольберта.

© Peter Gannushkin

Ни того, ни другого как будто не существует, когда эти трое в пальто и шапках стоят у бара, слушая выступающую перед ними группу, когда они пробуют свои инструменты, когда, наконец, они начинают играть. На сцене в это время нет музыкантов, которые учились там-то, играли с теми-то и записали столько-то альбомов. Нет там и мольберта, никакая картина не пишется. Но что же там есть? Удивительные звуки, счастливые совпадения, невообразимые сочетания? Виртуозность, мимолетность, хрупкость и красота импровизации? Extended techniques? Отважный поиск? Может быть, что-то такое, но и эти слова, вроде бы наконец обращенные к сути дела, устало падают мимо.

Три человека звучат вместе — кажется, это утверждать можно. Но кроме этого? Что такое для них эта многолетняя практика поиска и честного присутствия в моменте? Возможно, нужно быть поэтом, чтобы говорить об этой (да и не только об этой) музыке. Возможно, о ней вообще не нужно говорить.



Понравился материал? Помоги сайту!