14 ноября 2015Общество
202

Париж: город после атаки

Свидетельства парижан

текст: Сергей Дмитриев, Сергей Кузнецов, Павел Морозов, Дмитрий Пашинский
Detailed_picture© Imago / ТАСС
Сергей Дмитриев, журналист (Русская служба Radio France Internationale)

В субботу утром Париж напоминает вымерший город. Несмотря на выходной день и необычную для ноября теплую и солнечную погоду, на улицах за исключением полицейских и редких хмурых прохожих никого не встретишь. Город еще не может опомниться от ночи «ужаса» и «шока». По последним официальным данным французских властей, жертвами серии террористических атак в Париже стали 128 человек, еще около 250 пострадали, из них 99 — в критическом состоянии. Во Франции объявлены чрезвычайное положение и трехдневный траур.

Первые сообщения о том, что в Париже происходит что-то странное, стали поступать в десятом часу вечера по местному времени. Раньше всего стало известно о выстрелах в 10-м округе Парижа, потом в одном из баров в 11-м районе. Только спустя некоторое время выяснилось, что неизвестные открыли огонь по бару La Belle équipe («Красивая команда») на улице Шарон, а также бару Carillon («Циферблат») и ресторану Le Petit Cambodge («Маленькая Камбоджа») на пересечении улиц Биша и Алибер. Задеты выстрелами и посетители террасы пиццерии La Casa Nostra на улице Фонтен-о-Руа. Все французские телеканалы прерывают свои передачи и выходят с экстренными выпусками новостей.

К этому моменту уже известно о еще одной стрельбе. На этот раз в концертном зале Bataclan, где в этот вечер выступает группа Eagles of Death Metal. Новости поступают одна за другой. В панике в СМИ проникает информация о теракте в районе Les Halles, она так и не подтвердится. В этот же момент коротким оповещением от Le Figaro приходит на телефон новость о взрывах возле футбольного стадиона Stade de France на севере столицы. В пятницу вечером там встречаются сборные Франции и Германии, а на трибуне находится французский президент. Информация о пострадавших меняется каждую минуту.

Присутствовавший на мачте президент Франсуа Олланд был эвакуирован со стадиона и направился в кризисный штаб МВД Франции. Спустя час после первых сообщений о терактах президент обратился с телеобращением к нации, в котором объявил о введении чрезвычайного положения на территории всей страны и закрытии границ, а также призвал народ Франции к единству и солидарности перед лицом терроризма.

В субботу утром не открылись Лувр, Орсе, Центр Помпиду. Профсоюз авиадиспетчеров объявил об отмене намеченной забастовки. Возле центров для сдачи крови вытянулись длинные очереди.

Тем временем спецназ приступил к штурму концертного зала Bataclan, где, как стало известно, террористы захватили заложников. В момент захвата в помещении находились приблизительно полторы тысячи человек. По последним данным, жертвами теракта там стали не менее 80 человек. Трое нападавших были убиты в ходе штурма. Практически сразу после завершения спецоперации в Bataclan прибыл президент Франсуа Олланд. Президент подтвердил, что все участвовавшие в захвате заложников террористы убиты.

Теракты произошли в самых людных кварталах Парижа. 10-й и 11-й округа Парижа известны своей активной ночной жизнью. В пятницу вечером многочисленные бары, клубы, террасы и улицы вокруг площади Республики заполнены любителями ночной жизни. Сразу же после терактов все линии метро, проходящие в том районе, были закрыты. Движение на улицах парализовано из-за машин экстренных служб. Десятки тысяч людей оказались просто заблокированными на улицах. В Фейсбуке очень быстро появился хештег #lesportesouvertes — «открытые двери»: тех, кто не мог выбраться из оцепленных кварталов, местные жители приглашали к себе домой переждать окончание этой страшной ночи.

С места трагедии Олланд возвращается в Елисейский дворец, где уже проходит экстренное заседание Совета министров. Тем временем в столицу стягивают военных, полицейских и врачей со всей страны. Согласно закону о чрезвычайном положении, во Франции отменены все массовые мероприятия. В субботу закрыты учебные заведения, музеи, библиотеки, спортивные залы, бассейны и рынки. Закрыты также здания мэрий, кроме служб актов гражданского состояния, запрещены массовые уличные демонстрации.

В субботу утром не открылись крупнейшие музеи французской столицы — Лувр, Орсе, Центр Помпиду. Объявили о закрытии в субботу и некоторые крупные торговые центры Парижа. Профсоюз авиадиспетчеров SNCTA объявил об отмене намеченной ранее на вторник, 17 ноября, общенациональной забастовки. О решении прервать начатую в пятницу забастовку объявили и французские врачи первичной консультации. В субботу утром возле центров для сдачи крови вытянулись длинные очереди.

Так совпало, что как раз в пятницу, 13-го, в день терактов в Париже хоронили философа Андре Глюксмана. В российских СМИ его почему-то называли чуть ли не главным ненавистником России. Но это, конечно, не так. Он ненавидел только человеческие страдания. И только с этим была связана его критика советского режима или чеченской войны. Глюксман предложил идею «абсолютного зла». Если благо мы с вами понимаем каждый по-своему, объяснял философ, то зло не может быть относительным.

Павел Морозов, предприниматель

Пятница, 13-е.

Не думал, что когда-нибудь буду верить в эти глупости. Но сейчас приходится: ночь с пятницы на субботу в Париже была больше похожа на фильм ужасов, чем на начало выходных.

Обычно пятничный вечер в Париже — это ужин с друзьями, стакан вина или чего-то покрепче на обогреваемой в это время года террасе (заодно можно и покурить), возможно, поход в клуб: выходные позволяют расслабиться.

Но вчера во Франции объявили режим чрезвычайного положения. Это значит: возможный комендантский час, запретные зоны, обыски в домах как днем, так и ночью, временное закрытие театров, концертных залов и других мест скопления людей, баров, а также мест, где собираются люди. Министерство внутренних дел может приказать сдать оружие определенных категорий.

Но даже без этого вчера вечером Париж на моих глазах превращался в город-призрак: обычно живой район Марэ, в котором я ужинал с подругами, буквально за час стал похож на декорацию для фильма о Париже времен какой-нибудь войны. Оживленные бары затихали, террасы стояли почти безлюдные, на улицах количество машин с мигалками (полиция, скорая и пожарные) постепенно обгоняло количество обычных машин.

Совершать атаки на рестораны, стадионы, концертные залы — это неприемлемо и низко. Париж — наш город, наш дом.

Со всех электронных панно городской информации администрация приглашала парижан оставаться дома. Бары и рестораны закрывались. Улицы пустели. Даже метро, которое обычно полно веселых и слегка пьяных парижан, было совсем пустым: в памяти парижан еще остались взрывы 1995 года. Я в какой-то момент поймал себя на мысли, что тоже начинаю смотреть внимательно на проезжающие мимо автомобили: нет ли там автомата. Все, буквально все на улицах, в барах, в ресторанах, в метро были прикованы к экранам телефонов: новости шли в реальном времени.

Я шел по бульвару Севастополя; мимо меня проносились полицейские автомобили, кареты скорой помощи, пожарные, на углу с улицей Ломбардов стояли вооруженные до зубов спецназовцы с взведенными и направленными куда-то автоматами, затем были объявления в метро, что несколько линий закрыто, а на станциях вокруг зала «Батаклан» поезда не останавливаются. Я ехал в другую сторону, с севшим телефоном, мне ничего не оставалось, кроме мыслей о том, что я уже второй раз в этом году попадаю в Париж во время трагических событий: в январе я был на площади Республики в молчаливом стоянии в память о журналистах Charlie Hebdo, зажигал свечу рядом с редакцией; сейчас я тоже обязательно выйду на площадь и зажгу свечу в память о тех, кто погиб сегодня ночью.

Надо сказать, это впервые в истории современной Франции, когда на всей территории было объявлено чрезвычайное положение. В 2005 году в связи с волнениями в предместьях ЧП было введено только в нескольких департаментах.

Сергей Кузнецов, писатель

Мы собирались ужинать с нашими американскими друзьями, семейной парой. Жена уже пару дней как была в Париже, а муж должен был приехать из Франкфурта. В последний момент поезд застрял где-то на границе, и жена пришла одна: муж должен был прямо с вокзала ехать к нам.

Поезд в конце концов добрался до Парижа, но тут выяснилось, что метро толком не ходит, на такси очередь в тысячу человек, а машин вовсе нет.

— Что мне делать? — спросил он.

— Оставайся на месте, — сказал я, — сейчас я тебя заберу.

Надо сказать, что мы живем где-то в двадцати минутах от вокзала. И одновременно — минутах в двадцати пяти от театра «Батаклан». Видимо, поэтому жена велела взять с собой ID и не надевать ярко-оранжевую куртку.

Народу на улице оказалось много — мне даже показалось, что больше, чем обычным пятничным вечером. Оно и понятно: метро не ходит, а домой-то надо вернуться. Я присматривался к людям, ожидая увидеть следы потрясения, страха или паники, — но то ли плохо смотрел, то ли не научился считывать эмоции французов. На мой взгляд, это была обычная парижская толпа, к которой я привык в нашем районе, на границе III и X округов: бородатые хипстеры вперемежку с североафриканцами. Машины с сиреной то и дело проезжали в сторону захваченного театра.

Я встретил друга, мы посидели за вином, а потом через пару часов я пошел их провожать. В ожидании такси мы провели на углу площади Республики еще минут пятнадцать — людей стало меньше, и они казались более возбужденными (или просто успели больше выпить): кто-то смеялся, кто-то говорил излишне громко. Но, с другой стороны, я не так часто гуляю по Парижу в полтретьего ночи в пятницу — может, оно здесь всегда так?

Я вспомнил, как в январе, вечером после убийства в редакции «Шарли Эбдо», вся площадь Республики была заполнена молодыми людьми, скандирующими: «Нас не испугать!» Сейчас на площади никого не было — только время от времени машины скорой помощи проезжали туда, куда несколько часов назад ехала полиция.

Я размышлял, что не увидел ничего необычного. Я был в Москве во время взрывов в метро, во время маленькой гражданской войны 1993 года и путча 1991-го, во время взорванных домов на Каширке и захвата «Норд-Оста» — и каждый раз на расстоянии в полкилометра от места трагедии город жил своей обычной жизнью. По книгам я знаю, что точно так же всегда происходило и в Париже — когда в одном квартале шли баррикадные бои, в другом продолжали работать лавки и кафе.

В конце концов, вести себя как будто ничего не случилось — форма шока. Опыт показывает, что нужно какое-то время, чтобы люди смогли выразить свой страх, гнев и скорбь. Я помню, как вечером 11 сентября американцы выходили на улицу, размахивая флагами, — и помню миллионную парижскую манифестацию в этом январе. Вне сомнения, и на этот раз парижане найдут способ выразить свои чувства и заявить, что, несмотря на скорбь по погибшим, они не откажутся от своих ценностей. «Шарли Эбдо» напечатают карикатуру (скорее всего — несмешную). Политики выступят с заявлениями (скорее всего — неубедительными). Кто-нибудь скажет, что мир никогда не будет прежним. В русском Фейсбуке напишут тысячи постов сочувствия и сотни постов злорадства. Погибших похоронят.

Сейчас я прежде всего думаю о друзьях и близких этих людей — и им адресую слова сочувствия и соболезнования.

Жоффре Эрин, чиновник

Я собирался идти на концерт Eagles of Death Metal, но не успел купить билет. На официальном сайте все было давно распродано, а покупать у перекупщиков втридорога не хотелось. Я не сразу понял, что теракт произошел именно на том концерте, куда я чудом не попал, поскольку сначала в новостях сообщалось только о названии концертного зала. Когда же я все осознал, то почувствовал себя потерянным.

Шествий в поддержку сегодня точно не будет, сейчас это слишком опасно. Нам страшно.

Вчера вечером я ехал к друзьям в метро, и за мной стоял подозрительный мужчина с бородой, в длинной одежде. Он привлек мое внимание. Но я сказал себе: «Не будь глупым! Не суди людей по их внешнему виду». Мужчина вышел, а неприятное ощущение осталось. Я посмотрел, не оставил ли он после себя пакета или сумки…

Мы встретились с друзьями в районе улицы Жоржа Помпиду и двинулись пешком на север, через площадь Республики, буквально за 15—20 минут до теракта. Когда мы узнали, что была перестрелка, то подумали, что это очередная разборка местных наркоторговцев. Ничего страшного и опасного. Но вскоре мы быстро поняли, что все гораздо серьезнее. Кто-то из прохожих плакал, кто-то кричал. Связи долгое время не было. До родных я смог дозвониться только глубокой ночью. Никто из них, к счастью, не пострадал.

Мы зашли в квартиру и разговаривали о том, что увидели. Мы поняли, что у нас недостаточно сил для того, чтобы противостоять таким террористам. Но мы все хотим верить в Республику. В те правила и ценности, за которые боролось наше общество. Я думаю, что эти террористы атакуют наш образ жизни. Совершать атаки на рестораны, стадионы, концертные залы — это неприемлемо и низко. Париж — наш город, наш дом. Мы объединились, и мы будем сильными в последующие дни.

На улице сегодня пустынно. Люди в недоумении и задаются вопросами. Что будет дальше? Новые атаки? Как поведет себя наш президент? Сколько продлится чрезвычайное положение? Шествий в поддержку сегодня точно не будет, сейчас это слишком опасно. Нам страшно. Но, как сказала наш мэр Анн Идальго, — «Мы в строю!»


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202322649
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202327482