27 марта 2018Общество
180

Кемерово: между одиночеством и надеждой

Егор Сенников о том, почему мы так одиноки, когда слышим новости из Кемерова. И почему мы не обязаны быть перед их лицом одни

текст: Егор Сенников
Detailed_picture© Данил Айкин / ТАСС

Читайте также опрос публицистов и общественных деятелей о трагедии (при участии Андрея Архангельского, Юлии Галяминой, Елены Грачевой, Катерины Гордеевой, Олега Кашина, Федора Крашенинникова, Алексея Медведева).

Мне кажется, что каждый, когда узнал о случившемся в Кемерове, почувствовал одно и то же — опустошение. Просто нет сил на сильную эмоцию — так это чудовищно. Тем более что на прошлой неделе произошла трагедия в Волоколамске — и там тоже пострадали дети. Ну как же так?

После опустошения наступает острое ощущение одиночества. Прежде всего, конечно, у родственников погибших и пропавших без вести, которым тяжело как никому — которые больше всего боятся, что им сейчас позвонит человек из МЧС или из полиции и обрушит на них страшную, неподъемную новость. Но удивительно, что одинокими почувствовали себя все.

Одиноки были и люди, которые с тоски и горя стали хвататься за любой слух, сколь угодно сомнительный; и те, кто требовал на площади, чтобы немедленно начались отставки, увольнения и наказания за происшедшее, — и остался без ответа. Но одиноки были и чиновники, которые ждали указаний сверху и не реагировали; и журналисты, не умеющие без отмашки начать прямой эфир.

Конечно, больше всего, мне кажется, люди боялись, что и в этот раз все будет «как обычно»: шумный рейд по отдельным публичным местам в стране, арест нескольких стрелочников, увольнение нескольких незначительных чиновников (кого не жалко) — и оглушительная тишина после. Так ведь всегда происходило — что после пожаров в домах престарелых, что после взрывов в метро или на волгоградском вокзале, когда только герой-полицейский, пожертвовавший своей жизнью, смог спасти людей.

Но главная тревога была в другом: когда смертник взрывает метро или самолет, очертания зла хотя и не до конца четкие, но понятные. Когда в обычный день сгорает дотла торговый центр с людьми, которые хотели просто отдохнуть в выходной, — кто главный злодей? Владелец здания, чиновник, давший разрешение работать, нечистый на руку инспектор по пожарной безопасности, мэр и губернатор, не приехавшие на место трагедии, администрация города, закрывавшая глаза на нарушения законодательства, охранник, отключивший сигнализацию и эвакуировавший журнал, классная руководительница, закрывшая детей в зале кинотеатра?

Ты чувствуешь себя одиноким перед лицом всей системы, которая так крепко завязана, что непонятно, где ее границы, но ясно, что в ней нет места для тебя и для человечности; перед лицом разрушенных связей между тобой как представителем общества и государством (в любом его проявлении).

Одиноки в этом не только мы, но и само государство, власть. Владимир Путин, приехавший в Кемерово во вторник, оказался совершенно один (главы МЧС и Следственного комитета не в счет) — не было рядом с ним его команды, сподвижников, коллег, его доверенных лиц, премьер-министра, лидеров думских фракций. С подавленным видом, хриплым голосом он общался с представителями местных властей (которые, судя по высказываниям губернатора области, больше переживали о том, что такое произошло именно на их территории, — а не о том, что, собственно, произошло).

Во многом это — результат собственных усилий президента по выстраиванию всей той системы, в которой мы все сегодня живем: когда политическая ответственность и политические решения завязаны ровно на одно лицо в стране — на президента Путина. А все остальные участники этой системы не решаются выступить сами — не так поймут наверху. И вот это «наверху» всегда важнее всех тех, кто «внизу», — потому что иерархия чинов становится важнее гражданского одобрения или неодобрения. Неизбежный результат замыкания всей системы на себя — в итоге только ты и будешь обладать полномочиями что-то решать или не решать. Поэтому придавленным оказался и сам президент, которого (и это видно) все это по-человечески задело (часто ли вы слышали, чтобы он говорил, что ему хочется «реветь»?), — но и он заперт в мире пустоты, окруженный охранниками и подчиненными, системой, намертво отделенной от человека.

Единственное, что, кажется, дает надежду на будущее, — это сплоченность самих людей за пределами системы, это сильно выросшее чувство совместной судьбы и заботы о живых. Это очереди доноров крови, которые выстроились в понедельник в Кемерове. Это люди, которые, узнав о трагедии, первым делом спрашивали: чем можно помочь, куда можно отправить денег, кому нужно позвонить? Это грусть и боль не только за детей, сгоревших в кинотеатре, — но и за животных, погибших в огне. Это реквизиты Красного Креста, которые с бешеной скоростью распространились везде и повсюду — от небольших групп по интересам «ВКонтакте» до самых крупных медиа. Это люди, несущие цветы на главные площади своих городов, плачущие в тишине и пишущие искренние, от всего сердца, соболезнования кемеровчанам. Похожее ощущение единства после трагедий проявляется уже не в первый раз: примерно год назад, после теракта в Петербурге, петербуржцы оказались сплоченными — старались помочь друг другу. Сейчас становится понятно, что это не случайность — наверное, это выросло какое-то новое понимание «нашего». А когда это «наше» — никто не один.


Понравился материал? Помоги сайту!

Ссылки по теме
Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320796
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325916