16 октября 2015Кино
175

«Этому фильму нужны раны»

Бакур Бакурадзе о «Брате Дэяне»

текст: Анна Меликова
Detailed_pictureКадр из фильма «Брат Дэян»

Сегодня на открытии московского микрофестиваля «2morrow Weekend / Короткий метр» покажут «Брата Дэяна», новый фильм Бакура Бакурадзе, в котором режиссер не просто будто воспроизводит (на самом деле — нет) последние дни, проведенные на свободе бывшим начштаба Войска Республики Сербской Ратко Младичем, но и разрушает свой собственный метод режиссуры, встраивая в натуралистическое «медленное кино» остраняющие элементы — фрагменты репетиций на площадке, какие-то сторонние эпизоды: то ли удаленные сцены, то ли имитацию документального материала о югославских войнах. COLTA.RU списалась с Бакурадзе, чтобы узнать, почему Младич и зачем деконструкция. На вопросы Анны Меликовой отвечали Бакур Бакурадзе с Илей Малаховой (сценарист фильма).

«После просмотра “Брата Дэяна” у зрителей возникает много вопросов, потому что это вроде бы узнаваемо ваше кино, а вроде и совсем не ваше. Вы сами все знаете о вашем новом фильме или для вас он тоже такой Другой, который вам не все о себе рассказывает?»

«Как я могу говорить, что я все знаю о своем фильме? Это примерно то же, что сказать: я знаю все. Я знаю какую-то часть, что-то понимаю все время, что-то только пытаюсь понять...»

«В “Брате Дэяне” вы намеренно разрушаете ваш гиперреалистический метод и постоянно подчеркиваете, что это — фильм. С чем связано такое остранение? И на какой стадии работы над фильмом вы приняли такое решение — разрушить иллюзию соприсутствия?»

«Уже в сценарии были так называемые перевалочные места, которые сначала выдавали себя за воспоминания, потом стало понятно, что это просто разрывы в ткани фильма. Оказалось, что этому фильму не нужны флэшбэки, ему нужны сломы, раны… А как их создать? Вероятно, рвать ткань, разрывать нить повествования. Главный герой — это не человек вообще, это незавершенный образ, он не может завершиться, он сидит в кресле под вишней, парализованный, как приговор, приговор забвения и распада. Флэшбэки из фильма ушли, остался путь от фамилии Младич к человеку Ратко Младичу, потом через режиссера Бакурадзе — к придуманному образу Дэяна, который исполнил актер, который на самом деле человек по имени Марко, который видел Младича…. Какая-то бесконечная цепочка непрекращающихся интерпретаций. Это странный и длинный путь поиска персонажа через все возможные пространства, через репетицию, через выпадание, через встраивание в свою реальность, а не борьба правды и неправды или добра со злом».

«На мастер-классе на “Кинотавре” вы говорили, что нынешнее российское кино — это секс с трупами. В нем много фальши, условности. При этом в своем фильме вы как раз постоянно напоминаете об условности. Определите тогда разницу между этими двумя условностями — мертвой и необходимой».

«Фальшь и условность — разные вещи. Я сомневаюсь, что использовал слово “условность” в таком контексте. Я в своем фильме подчеркиваю, что вы смотрите придуманную историю, которой нет. Есть ассоциация, ощущения, и они не только не претендуют на документальность — они и не стараются, чтобы им поверили, потому их не существует где-то в конкретном месте, даже на экране. Они есть вообще. Когда я говорил о трупах, я имел в виду, что труп может быть очень даже ярким образом, как, например, старуха у Хармса. Мертвый образ может говорить и шутить, но его мертвое сердце не качает кровь жизни вокруг нас и не отражает его в тебе…»

«Вы поменяли первоначальное название, сместив акцент с военного прошлого вашего героя на общечеловеческую составляющую, но все равно невозможно полностью избавиться от исторического и политического контекстов. Или вы ждете, что зритель будет смотреть на героя просто как на человека, не задаваясь вопросом о содеянном им?»

«Я не приемлю дискуссии под флагом концепции добра и зла. И составляющая не общечеловеческая, а личночеловеческая… Про содеянное в Библии почитать можно, никогда не стремлюсь судить. Не имею полномочий».

«Когда отсутствие оценочной позиции становится уже недопустимым?»

«Когда узость ума и души наступает. Однако не отрицаю необходимости человеческого суда».

Кадр из фильма «Брат Дэян»Кадр из фильма «Брат Дэян»

«Какая-то часть западной критики настороженно отнеслась к вашему фильму, разглядев в нем апологию Младича. Вы ведь наверняка были к этому готовы?»

«Апология — защита? Знаете, человек может сделать непоправимые вещи, искалечить душу, может оказаться козлом отпущения или, как это говорят, крайним. Я не верю в бесконечно плохих или очень хороших людей, я верю в неизбежность судьбы, в обстоятельства и в то, что мне не дано понять, только чувствовать что-то. Мне неинтересен Гаагский трибунал, поэтому я не снимаю его, а снимаю, как человек ходит по закрытым коробкам комнат, прикасаясь к чужой жизни и не нащупывая своей. Это апология всех, кого хотят осуждать те, кто тоже может быть осужден».

«Ратко Младич был задержан в 2011 году, и у вас тогда же возникла идея создания фильма. Было ли это автоматическим импульсом, как только вы услышали эту новость?»

«Я не могу объяснить происхождение этого импульса. Я просто прочитал в газете, и это задело меня… И до сих пор задевает».

«Состояние здоровья Младича было важно для вас? Можно ли сказать, что частичная потеря им памяти определила киноязык вашего фильма: все эти вставки, снятые другой камерой, обрывки военных воспоминаний и т.д.?»

«То, что у него амнезия, я узнал, когда уже завершил фильм».

«Среди этих вставок есть документальные кадры? Или это все постановка, имитирующая документальность?»

«Есть сцены репетиции с playback, все остальное — постановка. Были постановочные кадры с моим присутствием или с присутствием оператора, но они слетели, так как несли чужеродное ощущение».

«Кадры с футбольной тренировки — это воспоминания Младича/Дэяна о футбольных матчах, которые он посещал, даже находясь в розыске?»

«Это поэзия. Раньше там был титр “В футбол играет молодое поколение, представители твоей нации”. Но поэзия в таком виде меня не устраивала, ее не надо читать, ее можно так видеть, они на поле командно занимаются своим делом — это ассоциация с другим флэшбэком: где солдаты ищут путь, а находят реку».

«Вы любите работать с непрофессиональными актерами. Почему на этот раз сделали исключение?»

«В фильме два главных персонажа: один актер, другой не актер. Я всегда искал людей, а не актеров. Среди найденных людей иногда оказываются и актеры».

«Вы говорили, что хотели бы показать фильм Младичу. Зачем это вам и зачем это, как вам кажется, может быть нужно Младичу?»

«Вероятнее всего, это абсолютно не нужно Младичу. Это нужно мне как часть всего этого, я хотел его увидеть лично, может быть, даже поговорить. А если бы он посмотрел фильм, вряд ли он бы его досмотрел. Не очень интересно, что он скажет, так как количество совпадений или несовпадений меня вообще не интересует; если бы он его тронул, ну, было бы приятно, но не важно… Я просто хотел увидеть его в надежде найти ответы на некоторые вопросы».

«Вы никогда раньше не использовали музыку, если только она не появлялась внутри самого кадра. Почему вы делаете такое исключение для “Брата Дэяна” и не только сопровождаете его патетической музыкой Перселла, но и превращаете ее в караоке?»

«Это музыка из центра мира того времени. А мир мало изменился. Почему бы нам не послушать слова из центра мира и не спеть их? Это касающиеся нас слова. А было так: мы искали музыку к финальной сцене. Понимали, что музыка должна быть барочной. Думаю, понятно почему. Мой друг композитор Раннев посмотрел монтаж и предложил Перселла. Это произведение поразило нас. Слова были похожи на те, что мы хотели сказать в фильме. Потом возникла идея пустить титры караоке и таким образом предложить зрителям стать косвенными участниками действия. На мой взгляд, подходящая идея для этого фильма.

Here the Deities approve here
The God of Music and of Love;
All the talents they have lent you,
All the blessings they have sent you,
Pleas'd to see, to see what they bestow,
Live and thrive, live and thrive so well below».


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320792
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325912