19 февраля 2016Кино
102

Любовь земная и неземная

Кино Анджея Жулавского — что это было?

текст: Наталья Серебрякова
Detailed_picture© 24fpsverite.com

17 февраля в Польше в возрасте 75 лет скончался Анджей Жулавский, режиссер необузданных, эксцентрических, жестоких и невероятно нежных мелодрам, в которых люди героических профессий (фотографы, порнографы, актрисы и шлюхи) зрелищно старались прожить жизнь так, чтобы было больно. Наталья Серебрякова вспоминает фильмы любимого автора.

Жулавский был единственным режиссером, который умел изобразить любовь на экране столь безумной — и так настаивающей на своем безумии, что оно казалось совершенно нормальным. «Мои актеры занимаются любовью перед камерой, и камера занимается любовью с ними»; против такой любви невозможно устоять. Она толкает зрителей на то, чтобы совершать поступки — поменять свою жизнь, профессию, любовь, в конце концов. Сделать хоть что-нибудь, чтобы не чувствовать себя мертвым.

Герои Жулавского часто мертвы уже при жизни. В фильме «Мои ночи прекраснее ваших дней» герой Жака Дютрона, компьютерщик Люка, неизлечимо болен странной болезнью, стирающей его память. Бланш (Софи Марсо) для Люка — последний шанс прожить свою жизнь полноценно, со страстью, с адскими скандалами, заламывая любимой женщине руки, выволакивая ее за волосы из пошлого окружения. В картине «Главное — любить» тот же Дютрон играет бледного интеллектуала, коллекционера редких фотографий Джеймса Дина и Одри Хепберн. Он потерял вкус к жизни, хотя женат на красивейшей актрисе (Роми Шнайдер), и совершить самоубийство для него — это найти выход из постылого любовного треугольника. Смерть сопровождает любовь чуть ли не во всех фильмах Жулавского. А это значит, что каждая минута жизни для него обладает невероятной ценностью, как последняя. Вот почему его героям так важно заниматься любовью неистово — пусть даже с инопланетным монстром (как в фильме «Одержимая», во время съемок которого Изабель Аджани, по слухам, резала себе вены, не выдержав чудовищности происходящего в картине). Или хранить верность любимому до его последнего вздоха (как в фильме «Верность», вольной экранизации «Принцессы Клевской»).

Родившийся в только что занятом советскими войсками Львове, Жулавский происходил из династии творческой интеллигенции. Его отец Мирослав был знаменитым поэтом и писателем, дедушка Ежи — невообразимым фантастом. Парадоксально, что Жулавский и сам написал больше книг, чем снял фильмов: его кинопроекты были настолько отчаянны, что постоянно вызывали конфликты с цензурой. «Дьявол», в котором есть все, чего нельзя, — включая богоборчество и инцест — пролежал на полке 18 лет, репрессированный по наущению советского министра культуры Фурцевой. Фантастический фильм «На серебряной планете» запретил уже свой замминистра культуры Януш Вильхельми. Польской цензуре проект об экспедиции на другую планету космических Адама и Евы показался настолько кощунственным, что съемки свернули, даже уничтожили декорации. Только спустя девять лет, в 1987 году, с переменой власти в Польше, Жулавскому удалось доснять картину и, смонтировав, выпустить.

Зато во Франции, куда он в итоге переехал, его ценили и хорошо принимали. В местной кинокритике даже существует термин Zulawskienne, что практически является синонимом слова «превосходный». Именно во Франции Жулавский снял свой очень успешный фильм «Главное — любить», где Клаус Кински (в роли гениального театрального актера) ходил в демоническом халате, а Роми Шнайдер размазывала по себе томатную кровь. Даже знаменитая сцена группового секса, которую снимает главный герой — порнофотограф Сервё, не сделала режиссера опальным, а как раз наоборот. Именно во Франции Жулавский познакомился с главной любовью своей жизни — Софи Марсо. Ему было 44. Ей — 17. Жулавский прожил с Марсо пятнадцать лет, она родила ему сына.

Откуда у Жулавского эта страсть ко всему страстному? Показывая на экране иррациональные аффекты, Жулавский пытался уравнять любовь с религиозным чувством, у которого, в свою очередь, немало общего с детской наивностью и необузданностью. Ходили слухи, что он вгоняет своих актеров во время съемок в вудуистский транс, чтобы выжать из них максимальное количество эмоций, добиться экстремальной самоотдачи (сам Жулавский отрицал эти домыслы, но утверждал, что заставляет их делать пару простых, но секретных упражнений на раскрепощение). Вот почему Софи Марсо и Жак Дютрон кажутся такими непосредственными в «Моих ночах», играя истеричную любовь. Они читают гротескные стихи и бьются головой о стену, они освобождены от взрослой рассудительности и прагматизма. Они проживают жизнь каждой клеткой своего взбесившегося тела, потому что дальше — конец; в каждом своем фильме Жулавский так или иначе напоминает зрителю, что экзистенция каждому из нас дается только раз. И испить ее надо до самого дна; именно такое яростное и экстатическое самоисчерпание и называется танатосом. Во многих интервью Жулавский говорил, что самое главное для него — свобода, но крайняя степень свободы в его фильмах, которые кажутся страшными сказками для взрослых, — это смерть.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320746
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325863