10 апреля 2017Искусство
314

«Он хотел, чтобы я здесь сделала “ню” с туземок прекрасных»

Глава из книги «Зинаида Серебрякова. Мир ее искусства»

текст: Павел Павлинов
Detailed_pictureЗ.Е. Серебрякова. Марокканки. 1928© Собрание KGallery

На прошлой неделе в Третьяковской галерее открылась ретроспектива Зинаиды Серебряковой, а в издательстве «Слово» выходит написанная историком искусства и дальним родственником выдающейся художницы Павлом Павлиновым книга «Зинаида Серебрякова. Мир ее искусства». COLTA.RU публикует главу, рассказывающую о марокканском периоде жизни и творчества Серебряковой.

Марокканские поездки Зинаиды Серебряковой 1928—1929 и 1932 годов были яркими эпизодами в жизни художницы. Именно здесь она максимально раскрыла свой дар бытописателя-этнографа. Наряду с крестьянским дореволюционным циклом, с бретонскими сериями 1920—1930-х годов марокканские серии представляют собой ярчайшее проявление таланта Серебряковой как живописца и графика. Вместе с тем эти произведения входят в сокровищницу европейского искусства и являются неотъемлемой частью ориентализма XIX—XX веков.

Марокко, как одна из наиболее экзотичных стран Магриба, уже около 200 лет вдохновляет художников. В 1832 году в составе французского посольства здесь побывал Эжен Делакруа, о чем написал в своих увлекательных дневниках. В Марокко также побывали Жан-Франсуа Портель, Шарль Ландель. На волне увлечения Магрибом в 1910 году сюда впервые попала французская художница Сюзанна Крепин (работала попеременно в Париже, Бретани и Марокко до 1956 г.). В 1911—1913 годах страну посетили Кес Ван Донген, Анри Матисс и Альбер Марке.

Интерес к Магрибу, и в том числе к Марокко, в 1920—1930-е годы только возрос. В 1912—1956 годах Марокко находилось под протекторатом Франции. В 1927 году султаном стал 18-летний Сиди Мухаммед бен Юсуф (с 1957 г. — король Мухаммед V), открывший многие места в стране для туристов. Сюда приезжали художники Александр Рубцов, Василий Шухаев (в 1932 г.). Многие русские эмигрировали в Марокко. Безусловно, больше всего в Марокко было французских художников. В 1920 году на деньги барона Э. Ротшильда несколько марокканских городов посетил Камиль Буари (в 1922 г. в Париже прошла выставка его работ). Многие французы оставались жить в Марокко (Анри Понтуа, Жак Мажорель, Габриэль Руссо, Маргерит Делорм, Женевьева Барьер Демнати и др.). Таким образом, у Серебряковой было много предшественников и предшественниц, искавших здесь вдохновения.

Но думается, что именно Серебряковой должна принадлежать слава исключительного мастера, не только передавшего многочисленные этнографические подробности жизни марокканцев, но и облекшего эти особенности в выразительную художественную форму, далекую как от сухого академизма, так и от обобщенно-отвлеченного модернизма.

© «Слово»

Интерес Зинаиды Серебряковой к Востоку проявился еще во время поездок в Крым в 1911 («Автопортрет в шарфе») и 1913 годах. Особенно же в 1915 году, когда она получила заказ на росписи интерьера Казанского вокзала в Москве и исполнила эскизы четырех панно с женскими фигурами, олицетворяющими страны Востока: Турцию, Японию, Индию и Сиам. Укреплению этого интереса способствовало и творчество родственников и друзей. Востоком в семье Лансере заинтересовался еще отец Серебряковой, скульптор Евгений Лансере, в 1870-е годы несколько раз побывавший на Кавказе. Осенью 1874 года Лансере и его молодая жена совершили свадебное путешествие в Грузию. Местная культура вдохновила мастера на создание многих этнографически достоверных скульптурных изображений грузин, татар, черкесов, лезгин. В 1883 году он посетил Алжир, в результате чего появилась «алжирская» серия работ Лансере («Большая арабская джигитовка», «Араб с убитым сыном» и др.). Скульптор умер рано, но смог передать детям свой интерес к изучению разных народов и регионов, особенно старшему сыну Евгению, на которого часто «оглядывалась» в творческом плане его младшая сестра Зинаида. С 1912 года Евгений Лансере много работал на Кавказе. Большую известность благодаря опубликованным дневникам и рисункам художника («Лето в Ангоре», Ленинград, 1925 г.) получила его поездка в Турцию, совершенная в 1922 году. «Восточный» опыт брата был очень важен для Серебряковой. В письмах она интересовалась его путешествиями. А в 1927 году в связи с его приездом во Францию смогла и лично его расспросить. Критик Лоллий Львов в журнале «Иллюстрированная Россия» (1927 г., № 30) писал: «Сейчас Е.Е. Лансере в Париже. Приехал в Париж в день открытия здесь выставки “Мира искусства” и участвовал на этой выставке несколькими картинами из большого цикла своих работ, выполненных за последние годы на Кавказе. Размеренность, покой, сосредоточенность — вот характерные черты “восточного” творчества недавнего “западника” Е.Е. Лансере».

Интересовалась Серебрякова и поездками И. Билибина (в 1920—1925 гг. жил в Египте), А. Рубцова и А. Яковлева. 29 мая 1933 года художница писала Евгению Лансере: «Сейчас интереснейшая выставка Яковлева — путешествие его с экспедицией в Центральную Азию — 400 вещей, одна лучше другой, впечатление потрясающее от его мастерства! Мне многие его пейзажи со сценами танцев (Афганистан), группами всадников, монголами и пр. напомнили твою манеру и твое мастерство».

1928 год был для Серебряковой успешным. Она работала в мастерской, выбранной еще в прошлом году вместе с братом Евгением во время его последней заграничной поездки. В марте в Париж приехала дочь художницы Екатерина, летом они вместе поехали в Кассис под Марселем. В мае—июне 1928 года Серебрякова участвовала в «Выставке старого и нового русского искусства» в Брюсселе, где познакомилась с бароном де Броуэром, впоследствии предложившим ей поездку в Марокко с условием, что сможет взять себе понравившиеся работы. Художница долго обдумывала предложение, и опыт брата подтолкнул ее принять приглашение. Путь в Марокко пролегал через Испанию, которую Серебряковой тоже было интересно посетить. В 1965 году она писала Валентине Павловне Князевой: «Первую поездку в Марокко я “совершила” через Испанию до Мадрида, где успела (от одного поезда до другого) “пробежать” по музею Прадо и безмерно насладиться Веласкезом и Гойей… Но, конечно, к сожалению, срок был слишком короток, чтобы как следует осмотреть этот дивный музей… После Мадрида, приближаясь к Андалузии, пейзаж стал меняться, и я восхищалась роскошной природой юга Испании из окна поезда, увы!»

З.Е. Серебрякова. Марракеш. Стены и башни города. 1928З.Е. Серебрякова. Марракеш. Стены и башни города. 1928© Калужский музей изобразительных искусств

На юге Испании она села на паром и переправилась через Гибралтарский пролив в Танжер. Далее по берегу доехала до Касабланки. Но основной целью первой поездки был древний и до сих пор один из наиболее притягательных городов Марокко — Марракеш. «Дорога от Касабланки до Марракеша совершенно гладкая и напомнила мне даже нашу Курскую губернию, но, подъезжая к Марракешу, вдруг начинается Африка — красная земля и пальмы, а вдали снежная цепь Атласа, но очень далеко, так что почти всегда закрыта облаками. Марракеш же весь розовый и совершенно ровный, без гор и холмов», — написала Серебрякова в пространном письме брату по приезде в город.

В Марракеше первые дни Серебрякова жила в отеле «Континенталь», а затем у знакомой Броуэра, мадемуазель Леру, врача по профессии. На протяжении месяца (с конца декабря до середины января) художница была увлечена всем, что ее окружало: людьми, природой, традициями, деталями повседневной жизни. Несмотря на трудности, связанные с позированием в мусульманских странах, ей удалось запечатлеть пастелью несколько десятков местных жителей, иногда с детьми, в национальных одеждах, в обычной для них обстановке. В том же письме брату Евгению от 24 декабря 1928 года художница сообщает: «Меня поразило все здесь до крайности — и костюмы самых разнообразных цветов, и все расы человеческие, перемешанные здесь, — негры, арабы, монголы, евреи (совсем библейские) и т.д. Жизнь в Марракеше тоже фантастическая — все делается кустарным образом, как, должно быть, было и 1000 лет тому назад. На площади — называется Джемаль Эль Фна — каждый день тысячи людей смотрят, сидя кружками на земле, на танцы, фокусников, укротителей змей (совсем как дервиши и индусы) и т.д. и т.д.». Серебрякова редко обращала внимание на архитектурные памятники. Они интересовали ее только в контексте своеобразной восточной жизни. Немногочисленны и самостоятельные пейзажи (виды городских стен, предгорий Атласа, села Тамеслут). Значительно больше быстрых зарисовок: сцен с торговцами, музыкантами, курящими, пьющими чай, мастерящими, отдыхающими, в том числе около верблюдов, и т.д. Именно в этих жанровых сценках Серебрякова предстает как замечательный мастер композиции, умело распределяющий основные повествовательные акценты с помощью подробной объемной проработки лиц и предметов не только на первом плане. При различной фокусировке, часто ограничиваясь лишь контурами, художница тем не менее оставалась реалистом, что отличает ее от многих современных ей ориенталистов. Особенно в пастелях поражает ощущение легкости исполнения и самобытности художественного языка, который Серебрякова выработала, не стремясь угнаться за модой и успехом.

З.Е. Серебрякова. Верблюжий рынок. Марракеш. 1928З.Е. Серебрякова. Верблюжий рынок. Марракеш. 1928© Частное собрание. Photograph courtesy of Sotheby’s

Тем не менее писать людей было очень непросто. Марокканцы, видя, что Серебрякова рисует их, либо закрывали лавки и уходили, либо требовали деньги. Особенно трудно было, как всегда на Востоке, создавать женские портреты. «Все женщины закрыты с ног до головы, и ничего, кроме глаз, не видно… Вообще же я рискнула этой поездкой, так как деньги на нее дал мне взаймы тот господин Броуэр, у которого я рисовала в Брюгге летом портреты. Он хотел, чтобы я здесь сделала “ню” с туземок прекрасных, но об этой фантазии и говорить не приходится — никто даже в покрывалах, когда видна только щелка глаз, не хочет позировать, а не то что заикнуться о “ню”». Но художнице все-таки удалось сделать и несколько работ с изображением обнаженных.

В конце января 1929 года Зинаида Серебрякова вернулась в Париж с большим багажом впечатлений и работ. Родные с нетерпением ждали ее. Александр Бенуа писал Федору Нотгафту в Ленинград 25 января: «Зина застряла в Марокко, но на днях возвращается и, несомненно, с кучей отличных вещей (в письмах, по обыкновению, жалуется, что ничего не делает)». В письме брату Евгению Серебрякова упомянула общее количество созданных работ: «Сделала я в Марракеше 60 этюдов… Я там рисовала только пастелью и, как всегда, типы людей, а пейзажей всего три».

Уже 23 февраля в галерее Бернхейм-Жён открылась выставка работ Серебряковой «Путешествие в Марокко», продлившаяся до 8 марта. Отзывы о выставке были разными. Из письма Константина Сомова сестре (Париж, 5 марта 1929 г.): «Здесь теперь выставка Серебряковой — этюды с натуры, сделанные во время ее недавнего путешествия в Марокко. Есть вещи очень красивые и звучные по краскам, но много и довольно банальных». Для многих французов это было открытие новой художницы, старые же ценители увидели на выставке новые яркие черты ее дарования. Об открытии иной стороны таланта Серебряковой Николаю Лансере писал Александр Бенуа из Парижа в Ленинград 17 мая 1929 года: «Своей коллекцией Марокко, созданной в течение всего только шестинедельного пребывания, она просто всех поразила: такая свежесть, простота, меткость, живость, столько света!» Л. Львов отмечал, что Серебрякова «показала нам целую вереницу своих исполненных жизни и яркости запечатлений экзотических видений Марракеша — пленительную сюиту своих пастелей, так мастерски повествующих о своеобразной красоте этого африканского края».

Зинаида Серебрякова показала себя замечательным ориенталистом. Она очень надеялась на продажи работ с выставки, но они только-только покрыли расходы на аренду помещения. М.Л. Зеликин писал П.Д. Эттингеру из Парижа в Москву: «У Bernheim'а открылась выставка З. Серебряковой. Я был там два раза и был буквально восхищен. Вещи эти должны нравиться, эффектны, а кроме того, должны найти и специального покупателя, связанного с колониями (вся выставка — результат путешествия в Марокко), но я видел, что продано лишь 2—3 вещи из 50».

Следующая выставка, прошедшая в галерее В. Гиршмана 30 апреля — 14 мая 1929 года, была более коммерчески удачной. Работы приглянулись парижским коллекционерам. Выставка также понравилась Сомову: «Множество прелестных этюдов: ню, натюрморты, пейзажи, портреты… Успех Серебряковой очень недурной, в 1-й день она продала на 10 тысяч и получила заказы на портреты».

З.Е. Серебрякова. Полуобнаженная натурщица. 1928З.Е. Серебрякова. Полуобнаженная натурщица. 1928© Кыргызский национальный музей изобразительных искусств им. Г. Айтиева

Но сама Серебрякова первой поездкой в Марокко была недовольна. О своих трудностях в путешествии она писала брату Евгению: «Очень мне помешало, что я была одна и стеснялась и боялась уйти из города, поехать в горы Атласа и другие города Марокко, например, в Фес, который, говорят, в сто раз живописнее Марракеша».

Поэтому, когда бельгийский банкир Анри Лебёф предложил Серебряковой еще раз поехать в Марокко на тех же условиях (по приезде он заберет понравившиеся ему работы), художница согласилась. Символично, что эта поездка состоялась ровно через 100 лет после Делакруа и тоже в период дождей.

На этот раз был выбран другой маршрут. В феврале 1932 года пароходом она добралась из Марселя до Касабланки. Несколько недель прожила в Фесе, посетила город Сефру, где рисовала марокканских евреев, и живописный город Мулай-Идрис, открытый для европейцев всего за несколько лет до этого.

В конце февраля — начале марта переехала в Марракеш, где получила пропуск от инспектора по искусству и историческим памятникам Марокко с разрешением свободно работать во дворцах Бахия и Дар-Бейда (госпиталь Мезоннав), усыпальнице Саадитов и других местах.

На этот раз кроме пастели художница взяла с собой масло и темперу. Своей свежестью, обобщенностью, повышенным вниманием к свету темперные пейзажи Феса и Марракеша родственны дореволюционным пейзажам Нескучного. В Марракеше Серебрякова снова остановилась в доме мадемуазель Леру в самом центре города, на улице Риад Зитун, рядом с дворцом Бахия. В письме дяде Шуре и тете Ате она пишет о плохой погоде: «Скоро я уезжаю из Марракеша, где мне этот раз так не повезло — весь март солнца (“шимса”) не было, а только “шуа” (дождь). И хотя здесь необычайно pittoresque [фр.: живописно], но одной мне трудно рисовать». В начале апреля она вернулась в Париж.

За время поездки было создано более 200 работ. Более 40 из них экспонировалось на большой персональной выставке в галерее Шарпантье в Париже 3—18 декабря 1932 года. Выставка получила самые положительные отзывы в прессе. Критик Камиль Моклер в газете «Ле Фигаро» писал: «У госпожи Серебряковой живописный темперамент подкреплен глубоким и упорным изучением натуры. Никогда еще современное Марокко не было увидено и воспето лучше. И как мы должны быть довольны, что среди окружающей нас посредственности можно встретить талант такой величины».

На следующий день, 10 декабря, в газете «Последние новости» вышла статья Александра Бенуа, в которой он тоже высоко оценил марокканские серии Серебряковой: «Пленительна серия марокканских этюдов, и просто изумляешься, как в этих беглых набросках (производящих впечатление полной законченности) художница могла так точно и убедительно передать самую душу Востока… Сколько правды и своеобразной пряности в этих розовых улицах, в этих огромных базарах, в этих пестрых гетто, в толпах торгового люда, в группах зевак и апатичных гетер. Все это в целом du beau documentaire [фр.: очень документально] и в то же время de la beauté tout court [фр.: просто красиво]. Люди такие живые, что, кажется, точно входишь с ними в непосредственный контакт, точно лично знакомишься с ними».

З.Е. Серебрякова. Молодая женщина в белом головном уборе. 1928З.Е. Серебрякова. Молодая женщина в белом головном уборе. 1928© Запорожский областной художественный музей

Однако на выставке ничего не было продано, и Серебряковой пришлось расплачиваться с галереей своими произведениями. Бенуа объяснял это экономическим кризисом. Но была и другая причина — недостаточная популярность художницы, принципиально отказавшейся работать в модных в то время новых направлениях. Евгений Лансере в письме сестре от 20 апреля 1933 года из Тифлиса писал: «То, что на твоей выставке ничего не продалось, поразительно и нелепо; может быть, не только кризис, но и отсутствие рекламы, так сказать; но, казалось бы, это дело Charpantier… Ведь, судя по аукционам, деньги-то есть».

В России о марокканских поездках Серебряковой знали только ее родственники и знакомые. Только в 1964 году некоторые работы привезла в Москву Татьяна Серебрякова — на следующий год они были показаны в Выставочном зале Союза художников СССР. В статье о творчестве матери Татьяна особенно выделила марокканские путешествия: «Самые яркие и счастливые воспоминания за все годы, проведенные матерью за рубежом, — это ее поездки в 1928 и 1932 годах в Марокко, где она нашла людей и природу, вдохновивших ее. Соприкосновение с этим сказочным миром заставило ее забыть все неприятности, она бродила по улицам Марракеша и Феса и рисовала, рисовала… Рисовала так жадно, так много, что ей не хватило бумаги, которую она взяла с собой, и Катюша выслала ей еще партию. В этот период она работала буквально молниеносно. Эта молниеносность была вызвана тем, что Коран запрещает людям позировать, и ей с трудом удавалось за небольшую плату “ловить” модель. Она рассказывала мне, что больше тридцати минут не трудилась ни над одним пастельным портретом, а ведь каждый ее набросок является законченным произведением искусства!»

Более поездок в такие экзотические страны, как Марокко, у Серебряковой не было, но в 1936—1937 годах тема Востока прозвучала в оформлении виллы Броуэра Мануар-дю-Рёле. Сын художницы Александр разработал географические карты в картушах с очертаниями берегов Бельгии, Марокко, Юго-Восточной Азии и Патагонии, связанных с деятельностью Броуэра и его предков. Сама Серебрякова, так же как в оформлении Казанского вокзала, изобразила эти страны и регионы в виде аллегорий, одновременно символизирующих разные времена года.

Марокканские поездки художницы выделяются экзотичностью впечатлений, способствовавших полному раскрытию дарования Серебряковой в станковой графике. Многие произведения созданы быстро, подчас с элементами импрессионистической манеры. Отсюда присущее им ощущение легкости исполнения и просветленности образа в целом. За две марокканские поездки художница создала более 300 портретов, пейзажей, уличных сцен, изображений обнаженных марокканок, множество набросков. Несмотря на сезоны дождей, в большинстве работ ощущается южное солнце, делающее цвета ярче.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет»Журналистика: ревизия
Елизавета Осетинская: «Мы привыкли платить и сами получать маленькие деньги, и ничего хорошего в этом нет» 

Разговор с основательницей The Bell о журналистике «без выпученных глаз», хронической бедности в профессии и о том, как спасти все независимые медиа разом

29 ноября 202320764
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом»Журналистика: ревизия
Екатерина Горбунова: «О том, как это тяжело и трагично, я подумаю потом» 

Разговор с главным редактором независимого медиа «Адвокатская улица». Точнее, два разговора: первый — пока проект, объявленный «иноагентом», работал. И второй — после того, как он не выдержал давления и закрылся

19 октября 202325880